Этот срыв масок был, пожалуй, самым отрезвляющим, что когда-либо случалось с Эмри: в тот день она поняла, что мир, отношения, мотивы поступков гораздо прозаичнее, проще, чем ей прежде представлялось. За любым благородством и бескорыстием всегда стоит что-то ещё, и, конечно, все эти мнимые чувства, безразличные к разности взглядов и социального положения, которые она вообразила себе, — не более чем иллюзия. Эмри вдруг впервые со всей ясностью поняла, что Гений — не тот зажатый и потерянный мальчик, каким она видела его прежде, он — в первую очередь представитель корпорации, приёмный сын одиозного Мелджена, он, наконец, мужчина, — чьё самолюбие она так долго и старательно уязвляла. И с той же ясностью Эмри поняла, кто она: не жена Гения, не одна из многих женщин, так рвущихся в пределы внешнего города, и, уж само собой, не жертва насилия. Всё, что было в ней настоящего, неотделимого от неё, заключалось в её убеждениях.

— Мне иногда кажется, — оторвал её от мыслей гуляющий по подвалу туда-сюда Моррван, — что тебе совсем жить надоело. Скажи мне, какого чёрта мы вообще сюда полезли?

— Мы же хотели узнать, что не так в Третьем секторе, — ну, вот и узнаем, — Эмри, сидящая на груде каких-то кирпичей и досок, пожала плечами.

— А ты не думаешь, что нас тут застрелят и тут же и закопают? И я не понимаю, почему ты сразу не связалась с Меженовым, когда всё это произошло.

— Да что ты так волнуешься? Если б нас хотели убить, сразу же и убили бы. Но это было бы самым глупым, что с нами вообще можно сделать.

— Да кто его знает, — Моррван перестал нарезать круги и остановился рядом с ней, — что у них на уме. Положение у них, думаю, не очень.

— Тем более, — она подвинулась, приглашая его сесть рядом. — Комитет по этике создан, чтобы защищать права человека. Эти люди в отчаянно плохом положении, и мы должны понять, как им можно помочь. Это наша обязанность и весь смысл существования комитета.

— Знаешь, Эм, вряд ли кому-то станет лучше, если комитет так бездарно лишится сразу двоих из тринадцати членов. Хочу сказать, что ты просто отмороженная.

— Спорим, мы вернёмся в корпорацию сегодня до восьми вечера? — она протянула ему руку, предлагая заключить пари.

В этот момент люк наверху открылся и их окликнули.

Преодолев шаткую деревянную лестницу, они вновь оказались на первом этаже. Там и на этот раз не оказалось почти ничего примечательного: всё та же многослойная пыль, длинный стол с треснувшей столешницей и несколько разномастных стульев. Правда, теперь в доме было настолько много людей, что казалось, ветхая деревянная постройка обрушится, если хоть кто-то из них сделает неосторожное движение, заденет стену или неудачно наступит на одну из досок пола.

Не дожидаясь специального приглашения, Эмри и Моррван сели за стол.

— Снимите маску, пожалуйста, — попросила Эмри у мужчины, оказавшегося за столом напротив неё, который, судя по всему, и собирался с ними разговаривать.

Но он не торопился выполнить её просьбу. Как ни странно, Эмри почувствовала себя даже уютно оттого, что кто-то наконец отказывался её слушаться. Она уже отвыкла от этого чувства.

— Вы же понимаете, что в этом нет никакого практического смысла, — продолжила она. — Корпорации не нужны ваши лица, чтобы вас идентифицировать. Если вы скрываете свои лица от нас, это тоже совершенно бессмысленно, потому что мы пришли помочь вам. Мы хотим знать, с кем говорим.

Присутствующие по-прежнему молчали. Спустя несколько секунд сидящий напротив них снял маску. Его примеру последовали и все остальные.

— Моё имя Кирилл Самойлов, — представился он.

На вид ему было лет около пятидесяти, у него были слегка заострённые черты лица, смуглая кожа и короткая квадратная борода, которая, в отличие от тёмных волос на голове, была практически седой.

— Я командовал одной из ячеек организации освобождения Третьего сектора, — сообщил он с горечью в голосе, затем обвёл собравшихся рукой, — и это всё, что осталось от нашей организации, наших людей. Семьдесят пять человек. А было нас только в западной части сектора двадцать тысяч.

— Очень приятно, — ответила ему Эмри, — вы, наверно, уже знаете, что мы — члены Комитета по этике. Наши имена…

Он не дал ей договорить.

— Нет никакого Комитета по этике. Мы не признаём эту организацию, как никогда не признаем право корпорации на наши территории. Мы не признаём комитет, поскольку он был создан корпорациями для защиты собственных интересов.

— Ну и замечательно, — менее уверенно ответила ему Эмри. — Вы не могли бы, пожалуйста, говорить по-английски, чтобы мой коллега тоже мог участвовать в разговоре?

Кирилл усмехнулся.

— Я мог бы, но не буду. Должны же у нас оставаться хоть какие-то принципы. А на твоём месте, принцесса, я бы вообще из корпорации носа не высовывал. А ты явилась в сектор со своими фокусами. Очень неосмотрительно. Ну, кому-то придётся за это заплатить.

Он и другие, стоящие прямо за его спиной, расхохотались.

— Послушайте, Кирилл, — сказала Эмри уже более жёстко, — я не знаю, что вы там навыдумывали себе про меня, но я пришла сюда, чтобы помочь вам. Вы серьёзно думаете, что я пошла с вашими людьми не по своей воле? Правда, да? В таком случае вы просто глупы. И несмотря на то, что со мной и моим другом не слишком хорошо обошлись, я всё ещё намерена вам помочь.

— Единственное, чем ты можешь нам помочь, дорогуша, это стать предметом торга с руководством корпорации.

Эмри глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться, но результат этого оказался противоположным.

— Я вот что вам скажу, Кирилл: вы просто кретин, — сказала она, окончательно выйдя из себя, — это же надо было ещё догадаться собрать всех, как вы говорите, своих людей в одном сарае. Я не удивлена, что с таким бездарным командованием ваша организация распалась. Но я вам ещё раз говорю, хоть вы меня и не слышите: я могу решить все ваши проблемы. Более того, я хочу это сделать, но я хочу понимать, что происходит в секторе. Почему оружие действует не на всех и где все те, на кого оно не действует?

— Да честно, — Кирилл растерянно почесал затылок, — я без понятия, на кого оно не действует. Ну, так, сама можешь посмотреть, — он вновь обвёл рукой собравшихся, — слишком молодых у нас не осталось. Никого не осталось, хотя по большей части все были младше меня и в моём отряде, и в других. Но и сильно старше семидесяти у нас тоже никого нет, просто потому что мы всё-таки организация освобождения, а не клуб по вязанию варежек. Ну, и это, могу ещё вот что сказать: на многих моих ровесников оружие отлично действует, так что… Не знаю я, короче.

— Не хотите же вы сказать, что это — все люди в секторе, на которых оружие не действует? И все они совершенно случайно состояли в организации освобождения?

Она искоса бросила взгляд на Моррвана, который, видимо, усиленно переводил. По крайней мере вид у него был сосредоточенный.