видел мир в целом. «Мы живем так, как видим», — думал Левин; он знал, что Лидия тоже была бы заворожена этими лицами, и терпеть не мог думать о ней в прошедшем времени.

Этим утром, направляясь в МоМА, Левин вышел из метро вслед за какой-то женщиной в длинном цветастом сарафане с воротником-стойкой, в которые с наступлением теплых дней, казалось, облачились все представительницы женского пола. Ее спина и руки были сплошь покрыты татуировками: зелеными лозами с желтыми цветами. Однако когда женщина обернулась, Левин с удивлением обнаружил, что лицо у нее увядшее и грубое. Он тут же решил, что это, должно быть, героиновая наркоманка, и вспомнил, как Хэл однажды заметил, что настоящие бедняки уже не могут позволить себе жить на Манхэттене. Ныне Манхэттен принадлежал богачам. Возможно, незнакомка происходила из почтенной старинной семьи или была когда-то женой известного художника. И все же контраст между изысканными ботаническими узорами и усталым потасканным лицом никак не шел у Левина из головы. Какой она была, когда выбирала эти рисунки, в сравнении с тем, какой стала сейчас?

Взгляд композитора то и дело возвращался к человеку с буквами «убий…» на руке. Затем он услышал отчетливый голос Лидии: «Арки, ты видишь всего лишь несколько букв. Не всю фразу. На самом деле там написано: „Не убий“». Левин часто-часто заморгал. Разумеется, Лидия не могла с ним говорить, но ведь он слышал ее как въяве. И, возможно, она права. Разве станет человек, одержимый публичной расправой, так тщательно наглаживать свою белоснежную рубашку?

К тому времени, когда музей закрылся на выходной, Марина была еще жива. Ничего страшного не случилось, и человек в белой рубашке исчез несколько часов назад. Левин сел в электричку, но, вместо того чтобы выйти на Западной четвертой улице, доехал до Канал-стрит и пешком добрался до реки. Там он устроился на скамейке и долго наблюдал за паромами и грузовыми судами.

После того как умерла мать Левина и он переехал к дедушке с бабушкой, дед познакомил его с музыкой Дэйва Брубека, Оскара Питерсона, Арта Тейтума, Билла Эванса. А бабушка обожала мюзиклы. Роджерса и Хаммерстайна. Гилберта и Салливана. Они поощряли внука к сочинительству. На выпускном курсе, подрабатывая швейцаром в «Арлингтоне», Арки увлекся саундтреками. Ему нравились партитуры Жарра к «Лоуренсу Аравийскому» и «Доктору Живаго». Песня Джона Барри «Рожденный свободным» и вся остальная его кинобондиана: «Доктор Ноу», «Человек с золотым пистолетом», «Шаровая молния» и «Голдфингер». Саундтреки Бернарда Херрмана к хичкоковским лентам «Головокружение», «На север через северо-запад» и «Психо». Арки уходил домой и играл. Разбирал эту музыку по косточкам. И снова собирал. Парень освоил и другие инструменты. Дед научил его играть на барабанах и саксофоне, сам он взялся за гитару. Дед считал, что у Арки все звучит музыкально. Бабушка говорила ему, что друзья еще появятся. Затем Левин получил стипендию в Джульярде. На студенческой вечеринке он познакомился с Томом Вашингтоном. Том учился на актера в студии Ли Страсберга, но мечтал быть режиссером и подыскивал себе композитора. Первые две короткометражки, над которыми Арки и Том работали вместе, ничего особенного собой не представляли. Тогда Том еще не стал хорошим сценаристом, да и спецэффекты они делали самостоятельно. Но у Тома была такая же страсть к кино, как у Левина к музыке. Третьим их фильмом была восемнадцатиминутная черная комедия про немую девушку, которая пытается вытащить своего парня из тюрьмы. Картина попала на фестивали. Участвовала в конкурсе в Каннах и победила в Торонто. Люди хвалили саундтрек. С Левином захотел сотрудничать лос-анджелесский агент. Тому предложили снять полнометражный фильм, и он настоял, чтобы музыкальное сопровождение поручили Левину. Бюджет превзошел все их фантазии. И этот первый большой фильм победил на фестивале независимого кино «Санденс». И в Берлине. Саундтрек, сценарий Тома и исполнитель главной роли были номинированы на «Оскара». В том году они не выиграли, но Тома зачислили в вундеркинды, и бюджеты росли стремительными темпами.

Арки познакомился с Лидией в студии звукозаписи, которую они с Томом арендовали. Лидия присматривала ее для своего отца на предмет возможного вложения средств. Левин отдыхал в подсобном помещении, пока Том разговаривал по телефону. Лидия сказала, что ей нужно присесть где-нибудь в укромном уголке, потому что у нее кружится голова, — ничего, если она просто уединится здесь на несколько минут, потому что в туалете ей станет только хуже?

Она училась на втором курсе архитектурного факультета Нью-Йоркского университета. Арки спросил, можно ли будет ей позвонить — убедиться, что она благополучно добралась до дома, и Лидия дала ему свой номер. Когда он позвонил и сказал, что они должны выпить кофе, девушка согласилась. Левин передавал ей букеты через консьержа-бразильца, которому нравилось играть роль посредника в этом маленьком романе. Арки звонил и играл ей на пианино, пока она не засыпала. «Ты слишком хорош для меня. Не представляешь, какие сложности нас могут ожидать».

Брак — это череда дней, думал Левин. Он представлял себе утро Лидии. Сначала она надевала трусы потом лифчик. Наоборот бывало редко. Стоя в утреннем свете, жена стягивала с себя длинную футболку, служившую ей ночной рубашкой. Многие годы она застегивала лифчик спереди, а затем поворачивала его и натягивала на грудь. Позже до Левина дошло, что Лидия отказалась от этой привычки и теперь надевает бюстгальтер так же, как женщины в фильмах: прикладывает чашки к груди, а затем тянется назад, сложив руки, словно утиные крылья, и защелкивает застежку. Лифчики были самые разные: непрозрачные и плотные, вышитые, в горошек, полосатые, тонкие, с поролоновыми вставками, кружевные, атласные, черные, кремовые, красные, оранжевые. День за днем Лидия упаковывала свои идеальные груди в это скульптурное швейное изделие. Левин был готов на что угодно, лишь бы хоть раз в течение всего дня подержать ее груди.

Он задумался о том, как редко касался ее в те минуты, когда она одевалась и раздевалась. Жена казалась недосягаемым, далеким объектом безмолвного наблюдения, мимолетным видением стройных бедер и ягодиц.

В такие моменты Левин слышал звуковые вспышки Брайана Ино, легкие переборы, утренний мотив, легкий, как перья, искрящий, как нейлон. От природы Лидия не была человеком настроения. Совсем наоборот. Она отличалась неизменным оптимизмом, что так ему нравилось. И было необходимо. Искрил обычно он сам.

— У меня заболевание крови, — сообщила Лидия в первый же день их знакомства, объясняя причину своих головокружений и красных пятен, которые Арки заметил у нее на руках. Уже там, в этой маленькой студийной подсобке, Левин понял, что хочет жениться