Компьютер пикнул – пришло письмо. От кого-то под именем [email protected]. Дэвид открыл его.

За ним шпионят! Дэвиду будто влепили пощечину. Он высунулся из окна, оглядел парковку, где валялись использованные презервативы и паслись бродяги, и шеренгу домов, обозначавших начало округа Уэйрхаус. Внизу ходили люди, никто вроде бы за ним не наблюдал Он услышал смех. Брюн. Где-то глубоко внутри.

– Заткнись, – пробормотал он.

«Это ловушка, – подумал Дэвид. – Тримбл?»

«Я наркоман», – понял он. Подсевший на загадки и уже неспособный логически мыслить. И отчасти это его обрадовало.

Зайдя в лифт, Дэвид уже забыл, что должен Энди статью.

* * *

Парковка яхт-клуба пустовала, если не считать пары машин у ресторана и джипа, торчавшего рядом с дорожкой, ведущей к пирсу. Хоть лето еще не закончилось, ветер с озера Эри уже продувал город насквозь. Бо́льшую часть яхт и лодок укрыли. Джип помигал фарами и въехал на парковку. Это точно не Тримбл – у него не может быть такой машины. Дэвид подъехал к джипу, готовый при необходимости тут же дать по газам.

Окно джипа опустилось. За рулем сидел лысый негр в дорогом костюме. Вместо галстука – шейный платок. Он был старик – морщинистая кожа обвисла на щеках и подбородке, как у бульдога.

– Влезайте, Дэвид, – сказал он голосом застарелого курильщика.

– Можем поговорить снаружи?

– Нет.

«Плохая идея, – подумал он, выключая зажигание. – Никто не знает, что я здесь».

Он перережет тебе горло и поимеет тебя в рот, когда будешь подыхать, прошептал Брюн.

– Прекрати, – сказал Дэвид пустому сиденью справа.

Если бы Элизабет тебя действительно любила, она бы сейчас была дома. Ты знал, что она слабая. Ты знал, что она ущербная. Вот почему ты выбрал ее. Вы с Райли так похожи.

Как во сне Дэвид вышел из машины и влез в джип. От старика несло «травкой» и пастилками от кашля.

– Спасибо за то, что доверились мне, Дэвид, – произнес старик. – И оказали уважение. Я знал, что могу вам доверять.

– Доверять в чем?

– Доверить вам мой секрет.

– Что у вас за секрет?

– Я – практикующий педофил.

Дэвид молчал. Сердце колотило по ребрам, как злой кредитор, требующий долг.

– Пастилку? – Старик протянул открытую жестянку, но Дэвид отмахнулся.

– Зачем вы мне это говорите? – спросил он. У него пересохло во рту.

– Потому что я знаю, как вы можете доказать, что Тримбл убил Сару Крестон. Но я узнал это только потому, что мы с Тримблом являлись членами одного и того же закрытого клуба. Неофициального такого клуба – вы понимаете, о чем я.

Дэвиду хотелось уехать, но он все еще не получил ответа на свои вопросы. Он понимал, что так близко к тому, чтобы доказать виновность Тримбла, он, может быть, уже никогда не подойдет.

– Спросите себя, хотите ли вы на самом деле услышать то, что я скажу. Мне придется поведать о вещах, о которых люди предпочитают не знать. Настолько ли вы хотите знать, что на самом деле случилось с Сарой, что готовы ради этого довериться педофилу? И хранить его тайну, чтобы более опасный человек сел в тюрьму? В утешение я могу вам сказать лишь одно – я никогда никого не убивал.

Краем сознания Дэвид понимал – таким же осторожным тоном его собеседник разговаривает, обхаживая очередную жертву.

– Рассказывайте, что случилось, – кивнул он.

– В семидесятых – начале восьмидесятых в подвале магазина велосипедов на востоке Мичигана скрывался подпольный склад видео, по объему продукции второй в Соединенных Штатах центр озвучки и распространения детской порнографии. В деле участвовала русская мафия, они отстегивали местным копам, чтобы те не дышали нам в затылок.

Я выполнял роль, что называется, «охотника за талантами». Прочесывал малое кольцо Кливленда. В основном западную часть, между кварталами Сто семнадцатым и Торговым. Наша клиентура предпочитала белых ребятишек, так что восточная часть отпадала. Наведывался также в Парму. Обычно сразу видно ребенка, до которого никому нет дела. Такие играют в грязных дворах, где бегают бродячие собаки, на железнодорожных путях, на пустырях – пока их родители дома ширяются героином. Эти ребята позволяли нам заработать на хлеб с маслом. Можешь взять их на выходные, отвезти в Детройт и отослать обратно с полтинником в кармане за причиненное беспокойство, с гарантией, что никто из них не обратится к копам.

Так вот. Помимо «охотников за талантами» есть «совместители». Вроде нас, только фрилансеры. Они могут пару лет не приводить тебе ни одного статиста, а потом – сразу трех. Не прочь срубить бабла, но низко летают, понимаете? Тримбл был «совместитель».

В те времена это была моя территория, так что он ходил ко мне. Сижу я у себя дома как-то вечером, еще светло, и тут он подъезжает на своем фургоне. А в фургоне у него девочка. Я подумал, мне конец. Вот сейчас сосед высунется из окна – и пиши пропало. В этом проблема с «совместителями». Рискуют по-глупому.

Ну, ничего не поделаешь, открываю я гараж, и он заезжает. Иду туда, а там – Сара Крестон. Он приковал ее наручниками к какому-то кольцу на полу фургона. И я сразу вижу, что она не из тех детишек, которые дома никому не расскажут. Благополучный, ухоженный ребенок, понимаете? Твою мать, говорю ему, брось эту девчонку. Убери ее отсюда.

Но он говорит, что хочет снять это на пленку. И обещает заплатить мне тысячу долларов, если я обеспечу ему свет и камеру. Я знал, что смогу сделать копию и получить в десять раз больше от парней из велосипедного магазина. А они заработают в пятьдесят раз больше, продав кассеты на барахолках, – у нас была такая система, когда детская порнуха продавалась в открытую. На коробках для отвода глаз были фото взрослых, распознать «детские» кассеты можно было по зеленому «Х». Нас большевики этому научили. Я был рабочий человек, а такие деньги на дороге не валяются.

Для начала я накачал ее тиопенталом натрия. Он у меня был от одного клиента – дантиста. Дал ей наркоз, чтобы не вспомнила, что с ней делали. При хорошем раскладе она даже меня не вспомнила бы. Эта штука здорово путает память, скажу я вам. Хотите верьте, хотите нет, но навредить я девочке не хотел.

Я установил оборудование за пятнадцать минут. Еще полчаса Тримбл делал свое дело. Я снял это на пленку, дублировал на видеокассету – так качество лучше. Отвези девчонку домой, говорю. Не могу, отвечает. И я понимаю, что это значит. Но мне оно было не надо, и я сделал вид, что ничего не слышал. Мы посадили девочку обратно в фургон. Я опять дал ей наркоз. На посошок. И они уехали.