Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дальше в камере раздаются звуки ударов и мат, причем в драке не принимают участие Мирон, старик и еще один заключенный. Остальные трое решили оторваться по полной. Несколько раз мне прилетело, но двое уже корчатся на полу, а третий, сплевывая зубы на пол, выхватил заточку и двинул на меня.
Еленка
После с разговора с Платоном я никуда не ходила. С университетом все было решено. Мы с мамой заказали билеты в Испанию. Она настояла на том, чтобы поехать со мной и помочь обустроиться на новом месте. Я не возражала. Когда рядом близкий человек, любые трудности кажутся не такими пугающими. Веру мы решили взять с собой. Ей должна понравиться солнечная страна.
В ватсапе мне пришло странное сообщение. От Ирины. " Я понимаю, для тебя это неожиданно, но мне очень нужно с тобой поговорить. Можно я приеду?" — таков был его текст. Я перечитывала его раз за разом, жалея, что не удалила его сразу же, как получила. Но теперь нужно дать ответ. Поразмыслив, я написала: "Если тебе это нужно. Я — у мамы".
Не представляла, что ей от меня понадобилось.
Когда Ирина зашла, то первое, на что я обратила внимание — это синяк на ее лице. Не знаю почему, но начать разговор у меня не получилось. Как и поинтересоваться с притворным сочувствием, что у нее с лицом. Меня не очень интересовали ее проблемы. Своим поведением она показала мне, что я ее не интересую, а навязываться я никогда не умела.
Она тоже чувствовала себя не в своей тарелке.
Но, не дождавшись от меня какой-либо реакции, моя бывшая подруга сказала:
— Я хотела извиниться. Мы с тобой так по-дурацки поссорились. Я думала, что ты неправа. Думала, что ты предвзята по отношению к Платону. А оказалась, что я сама ошибаюсь. Он… — она делает драматическую паузу, — Он пытался изнасиловать меня.
Новость ошеломляющая. Хочется приземлиться куда-нибудь, чтобы ее переварить. Неужели Платон докатился еще и до такого?
А потом я, взглянув на Ирину, с ясностью осознаю — она мне врет. Не знаю, зачем ей это надо. Не знаю, зачем она пришла с этим именно ко мне. Но она так внимательно на меня смотрит, ожидая от меня каких-то слов, поступков, возмущения, что у меня не остается и тени сомнения. Она говорит мне неправду.
— Я написала заявление, — она делает шаг ко мне, а я подавляю желание отступить, лишь бы она не стояла со мной рядом, — Я так виновата перед тобой, Лен. Может быть, я еще могу все исправить?
Какая-то мысль мешает мне слушать.
— Ты заявила на него. И что?
— Его посадили. Будет следствие, суд. И он за все ответит.
Ее слова так не вяжутся с ее прошлым отношением к Хромову. Как же быстро он из божества превратился в ее врага. Как и я — не так давно.
Не знаю, что двигает мной. Разумнее выпроводить ее и забыть этот разговор, но мне почему-то это не удается.
— Ирина, ты мне лжешь. Таким, как Платон, нет нужды кого-то насиловать. Попроси он, и ты сама бы дала.
У меня есть много причин так думать. Ведь и я не устояла.
Краска заливает ее лицо. В сочетании с ярко-рыжими волосами это смотрится, как будто у моркови выросла красно-оранжевая ботва.
Но затем ее прорывает:
— Считаешь себя лучше меня? Да? И всегда считала. Да только с тобой тоже поиграли. Думаешь, он все равно достанется тебе? Нет уж! Если я ему не нужна, то пусть в тюрьме гниет. И да, ты права. Платон меня не трогал. Он меня просто не захотел. Знаешь, я себя такой униженной никогда не чувствовала! А синяки не проблема. Только Хромов ничего не докажет. Того, кто меня действительно ударил, не найдут. И к тебе он не прибежит!
С порога раздается спокойное:
— Ирина, тебе лучше уйти.
Мама, наверное, услышала, как она кричала.
— Уйду я, уйду! — выкрикивает Пархомова и уносится прочь.
Я вытаскиваю руки из кармана худи, где лежал телефон, на котором я успела нажать аудиозапись.
— Это правда?: — спрашиваю у мамы.
— Да, Платона арестовали и отправили в СИЗО, — отвечает она.
То, что случилось между нами, требует, чтобы я спокойно занималась упаковкой вещей и не вмешивалась. Платон получает по заслугам. Но, если сделать вид, что ничего не произошло, то я сама, чем отличаюсь от Ирины и Хромова? Разве это справедливо, что он будет наказан за Ирискину ложь? И если жаждать возмездие, то надо было заявить о похищении и попытки продажи меня в рабство. Я этого делать не стала.
— Мам…
Я даже не договариваю фразу до конца, за меня ее заканчивает она.
— Ты хочешь рассказать о визите Ирины следователю.
— Да, я записывала наш разговор.
— Так ли необходимо тебе вмешиваться?
— Если я промолчу, это будет неправильно. Я один раз уже поступила так, как не должна была. Второй раз этого делать не хочу.
— Я позвоню, узнаю у кого дело, потом отвезу тебя.
Киваю. Если бы я не знала, что Ирина оговорила Платона, то улетела бы. Теперь все же нужно рассказать правду.
— Мам, а нельзя, чтобы показания я дала уже сегодня? Чтобы не откладывать вылет?
— Можно.
Ей удается все быстро выяснить. И вот мы уже идем по коридору следственного комитета.
В кабинет к следователю я захожу одна. За это я тоже ей благодарна. Мне неудобно чувствовать себя маленькой девочкой. За столом я вижу миловидную женщину. Это, видимо, и есть Клавдия Сергеевна Струева.
— Елена Даниловна Новикова, я так полагаю? — голос у нее не слишком довольный.
— Да.
— Что привело Вас?
— В Вашем производстве находится уголовное дело в отношении Хромова. Об изнасиловании. Мне стала известна важная информация.
— Что именно? — мне кажется, или она усиленно имитирует заинтересованность?
— Ко мне сегодня приходила Пархомова. Так вот из ее слов следует, что никакого изнасилования не было. Хромов не согласился на интим, после чего она нашла кого-то, кто ее ударил. И написала заявление.
— Хм. А зачем она Вам это рассказала?
Мне не нравится настрой этой женщины. Похоже, она вынуждена меня слушать. Вот только собирается ли что-нибудь делать?
— У нее и спросите.
— Я обязательно спрошу. Но чтобы Вы понимали, Ваши слова против ее слов… Она же будет утверждать, что ничего подобного не говорила.
Я достаю специальное устройство и воспроизвожу запись. После