– Или к Боденскому озеру, – тихо сказал Хенрик и похолодел.

Прошлогоднее предсказание хозяйки огуречного парника фрау Фогель, что история с боденским маньяком так просто не закончится, уже не казалось ему старческой глупостью.

Хлопнула дверь, проскрежетал замок, и шаги моего тюремщика стихли. Загудел и канул в ночь ровный звук автомобильного мотора. Стало тихо-тихо, только в голове у меня крутилась, как заезженная пластинка, одна-единственная песенная фраза:

– Сижу за решеткой в темнице сырой, вскормленный в неволе орел молодой!

На самом деле моя темница была не столько сырой, сколько прохладной: снизу ощутимо поддувало, из-за чего сидеть на полу было неуютно. Вскоре я ощутила и другие физические неудобства: руки, заведенные за спину, затекли, ремень больно сдавил запястья, а липкая лента стянула кожу на лице.

– Черт побери! – обеспокоенно вскричал внутренний голос, на полуслове оборвав тоскливую песнь узника. – А что же будет с твоими бровями и ресницами после отклеивания скотча?! Это же получится натуральная эпиляция!

Представлять себя напрочь лишенной бровей и ресниц было крайне неприятно, но я утешила себя тем, что беспокоиться об этом рано. Чтобы расклеить себе рот и глаза, надо сначала освободить руки.

– Спокойствие, только спокойствие! – сказал на это внутренний голос. – Кожаный ремень – это не чугунные кандалы, а темница с щелястым полом – точно не замок Иф. Судя по всему, твой тюремщик из начинающих, а его узилище из малобюджетных. Ну-ка, милочка, покажи им, чего ты стоишь! Шевелись!

Я послушно пошевелилась – раз, другой, третий, и все более энергично. За спиной протестующее скрипнула доска.

– Ага! – обрадовался внутренний голос. – Вот видишь, стены уже трещат! Давай поднажми!

Я вспомнила живописное полотно «Бурлаки на Волге», накренилась по примеру репинских персонажей и поднажала, точнее, потянула. Позади обнадеживающе заскрежетало. Я наклонилась как можно ниже и повисла на ремне всей тяжестью своего тела. Руки заболели почти невыносимо, я завыла, а внутренний голос взревел:

– Э-эй, ухнем!

– Крак! – послышалось за моей спиной.

И мы ухнули на пол: я и благополучно отделившийся от стены ремень. При падении я больно ударилась сначала подбродком, а потом еще и головой – противоположная стена оказалась слишком близко. Внутренний голос пробурчал что-то нелестное про метраж моей маломерной тюремной камеры, а я отстраненно подумала, что правильно сделала, когда не стала волноваться по поводу предстоящей эпиляции бровей и ресниц. Лысые веки и надбровья будут не так уж заметны на фоне разбитого в кровь подбородка!

Покряхтев и постонав, я села, привалилась спиной к стене и с трудом совершила акробатическое упражнение, в результате которого мои связанные руки переместились из тыльной зоны моего организма во фронтальную. Такое расположение их в пространстве позволило мне почувствовать себя более комфортно, однако очень хотелось избавиться от связующего звена, то есть ремня.

Рассмотреть, как именно устроены мои путы, я не могла по причине полной зашоренности скотчем. Пришлось отказаться от зрения в пользу осязания. Я поелозила запястьями по части физиономии, которая осталась целой и потому не потеряла чувствительности, и пришла к выводу, что тут тоже не обошлось без липкой ленты. Похоже, тюремщик пропустил конец ремня через пряжку, сунул мои руки в образовавшуюся петлю и зафиксировал ее витками скотча.

– Может, ты его перегрызешь? – предложил внутренний голос. – Хотя нет, лучше не надо. Не дай бог, еще зуб сломаешь.

Терять красоту сверх необходимости мне, конечно же, не хотелось (хотя щербатая улыбка должна была хорошо сочетаться с разбитым в кровь лицом). Поэтому я встала, вернулась к стене, под которой так удачно поиграла в волжского бурлака, и осторожно ощупала ее. Пальчики мои в ременной петле онемели, но не настолько, чтобы не найти торчащий из стены гвоздь с большой, с монету, шляпкой в аккуратную мелкую клеточку.

– Ну мне все ясно! – сказал внутренний голос. – Этим добрым метизным изделием негодяй прибил к доске твои кожаные оковы. А ты, отрываясь от стены, наполовину выдернула из нее и гвоздь. Сильна ты, Индия Кузнецова!

С помощью доброго гвоздя разодрать в клочья липкую ленту на запястьях не составило большого труда. Под торжествующее уханье внутреннего голоса я освободила руки, размяла их и растерла. Затем заботливо и нежно освободила от скотча свой речевой аппарат и тихо, но прочувствованно и очень обстоятельно обругала своего похитителя, наслаждаясь неограниченной свободой матерного слова.

На то, чтобы вернуть себе зрение, ушло больше времени, чем на все предыдущие этапы самостийного освободительного движения. Я отклеивала скотч буквально по миллиметру, используя максимально щадящую технику с применением ногтей: ими я потихоньку отковыривала липучку и при этом придерживала на месте волоски бровей. Ресницы, на мое счастье, в плен скотча не попали: когда гад заклеивал мне глаза, я здорово зажмурилась.

– Ура! – воскликнул внутренний голос, едва я проморгалась.

Он наконец перестал зудеть пессимистичный лермонтовский стих про темницу, неволю и вскормленного в ней молодого орла и вспомнил более позитивного Пушкина: «Оковы тяжкие падут, Темницы рухнут – и свобода Нас примет радостно у входа! И братья меч нам отдадут!»

– Вот на братьев лучше не рассчитывать, – заметила я, подумав, что Зяма еще ответит за неоказание своевременной помощи единокровной сестричке. – Тактика самостоятельного спасения оказалась правильной, будем ее продолжать.

С этими словами я огляделась и не пришла в восторг от увиденного.

Я находилась в небольшой комнате приблизительно два на четыре метра. В одной из узких сторон был дверной проем (закрытый дверью), в одной из широких – квадратное окно (заколоченное фанерой). Еле заметные серые щели по периметру окна позволяли предположить, что близится утро. Сквозь другие щели – в полу – я рассмотрела пожухлую траву и мелкий мусор.

– По-моему, это строительный вагончик, – сказал внутренний голос. – Не знаю, как в Австрии, а у нас в России такие называют бытовками.

– Здесь быт совсем не налажен, – заметила я. – Ни мебели тебе, ни печки, ни посуды!

– Значит, здесь никто не живет, – рассудил внутренний голос.

– Это хорошо или плохо? – задумалась я.

Никто сюда не придет, не найдет меня, не выпустит на волю… А похититель рано или поздно вернется. Он, конечно, ожидает, что его жертва морально подавлена и физически беспомощна, так что у меня есть определенное преимущество, но хватит ли его для того, чтобы победить в рукопашной один на один (одна на одну)?

– Думаю, будет лучше всего, если ты просто и без затей спасешься бегством, – высказался внутренний голос. – Конечно, это не так эффектно и романтично…

– Зато дешево, надежно и практично, – закончила я и приступила к внимательному осмотру помещения.