Второй, (который Андре). Техник-механик «за все». С оружейным уклоном, но все дрели и экскаваторы тоже в зоне его ответственности. Лохмат, носат, женские ноги и иные достоинства вполне ценит, но без наглостей. Толков: забарахливший кондиционер вмиг вразумил, пояс джинсов отягощает целый арсенал кусачек-отверток, руки вечно замурзанные. Понятный парень, честный «боец технического фронта», причем гетеросексуал — порода во Франции нынче почти вымершая. Как-то столкнулись у туалета, где камера отсутствует по причине торжества принципа неприкосновенности тайны личных оправлений. От «косяка» Катрин отказалась, но обычную сигаретку выкурила с удовольствием. Поболтали, аккуратно пуская дым в вытяжку. Про «без интима-экстремала» коллега был предупрежден сразу — парнишка воздержался, хотя поглядывал выразительно. Ну, в сортирной тесноте оно и понятно. Расспрашивал про тюрьму — видимо, тоже не застрахован. Нормальный парень. Кстати, сказал что новенькая абайя Вдове очень идет, а никаб так «вообще шик!».

Абайя — эта такая спецодежда для ущемленных в правах архе-зэчек. Вообще-то, предмет одежды женско-мусульманский, для простоты его можно характеризовать как «черное закрытое платье». Очень правоверное платье, длиною до пяток, и, ну очень закрытое. Привыкнуть вполне можно, хотя удобство восторга не вызывает. К никабу Катрин, как ни странно, привыкла быстрее: головной убор из двух хитроумно сочетаемых платков, оставляющий узкую прорезь для глаз. Штуковина вызывала непреодолимые ассоциации с маской-«балаклавой», которую свежеиспеченной служанке носить приходилось, и неоднократно. Нужно признать, никаб оказался легче и удобнее «балаклав» — ткань невесомая, даже приятная, физиономия под ней не потеет, а при должном завязывании головной убор держится надежно, не норовит сбиться на глаза и закрыть «сектор обстрела».

Мягкие кожаные туфли «не-до-полусапожки» тоже пришлись впору. При энергично-боевом ритме жизни туфли неизбежно разлетятся, но обувь, твердо выдерживающая все нагрузки полевых операций, Катрин вообще пока не встречалась.

Самым проблемным местом экипировки оказались глаза. Работодательница требовала носить темные контактные линзы и красить органы зрения «в строго восточном стиле». Возражать было трудно — ярко-зеленые очи зашуганной прислуге вообще не к месту, густо размалевывать веки и ресницы Катрин попривыкла в тюрьме по тамошним тактическим соображениям. С контактными линзами тоже доводилось работать. Но сейчас на практике получалось дурно: то тушь подтекала, то глаза начинали слезиться. Пришлось ссылаться на преодоление временной аллергии и постепенный ввод организма в темное восточное состояние. Мадам профессор орать не стала, но немедля прислала врача.

Экспедиционный эскулап отзывался на элегантное имя — Тольте Дезир. (Вряд ли это было его настоящее имя — имелись подозрения, что в этой археологической авантюре под честными паспортными реквизитами выступает только профессорская шавка-собачка). Сам по себе доктор выглядел никаким — унылый тип неопределенного среднего возраста, коротковолосый, с недорогим неброским галстуком. Вяловат, голос негромкий, профессионально вполне сведущ — на первом, основном осмотре изучал свежевербованную жертву чрезвычайно пристально. Катрин у мужчин-врачей частенько вызывала повышенный интерес, но в данном случае Дезир не только обсматривал, но и вопросы задавал вполне лекарские — бурная жизнь оставила на теле молодой пациентки немало неочевидных, но памятных меток.

Доктора Катрин так до конца и не поняла — ускользающий он как-то, в равной степени способен оказаться и надежным профи, и маньяком-хирургом. Но смутные ощущения к делу не пришьешь. Жизнь покажет.

Зато с Дикси — собачкой профессора — познакомиться пришлось куда уж ближе. Довольно странноватая тварь: что-то в ней имелось от мексиканской голо-хохлатой собаки, что-то от карманного йорка — породу только вывели, но уже разрекламировали — модный микс, жутко востребованный продвинутыми любителями животных! Гм, возможно. На предвзятый взгляд Катрин, таких розовато-бледных созданьиц нужно топить сразу по появлении на свет. Исключительно из соображений милосердия. Лапки трясутся, простужается дважды в день от любого сквозняка, лай на уровне ультразвука — вроде и не оглушительно, но от этого невыносимого звука немедленно начинают ныть зубы. Лает сволочь принципиально только по ночам. И вот эти два с небольшим кэ-гэ сучьей сучности вверены попечению штрафной служанки. Катрин подозревала, что для ухода за бледной дрянью ее и выдернули из тюрьмы. Как объявлено: животинка «необходима для научных экспериментов, кроме того, бросать ее в ужасах отеля для домашних животных просто бесчеловечно». И что ответишь на столь глубокое научное обоснование? Любая дурь за ваши деньги. Вот только кусалась наглая Дикси уже неоднократно. Зубы мелкие, но острые как у летучей мыши. Конечно, ничего такого страшного — имелся собачий паспорт, справки от ветеринара о прививках и трясущемся здоровье, (понятно, формулировки типа «мозга не обнаружено» в такие справки не вписывают по соображением политкорректности) — но, в общем, здорова тварь. В смысле, вируса бешенства в ней нет. Но укусы неприятные. Впрочем, с дрессировкой Катрин уже практически справилась: носим сокровище под мышкой, почесываем под горлышком. В случае капризов почесываем ощутимее — глазки у собачки выкатываются, но крошка Дикси и от рождения лупоглазенькая, так что это у красавицы от удовольствия. Помнится, воспитывать Цуцика было чуть труднее, но он-то нормальный собакин, бесплатный, с потенциалом и четкими жизненными задачами. Дела делал под флору, а не в специальное лабораторное блюдце, как эта дрянь…

Катрин вздохнула, покосилась на дремлющее сокровище — Дикси спала в своей переноске, укутанная в пальтишко из верблюжьей шерсти, зябко подергивала задней правой. Микроб мерзкий.

Домой сейчас хотелось даже сильнее, чем из тюрьмы. А всего-то третий день отбывания экспедиционного срока. Эх, что душу травить… Архе-зэка[1] вернулась к списку…

О том, что члены экспедиции имеют право взять личные вещи, случайно обмолвился Анри. Выдавать парня Катрин не стала, перехватив спешащую профессора, уточнила о личном багаже, заодно намекнув, что это доктор проболтался, когда глаза проверяли. Врачу подстава вряд ли повредит — он и так напрочь отмороженный. Работодательница отрицать права на личный багаж не стала, нехотя приказала составить список — горничным выделялся лимит в 1(один) килограмм. Разрешенные объемы несколько оскорбляли, но Катрин спорить не стала — килограмм это немало, да и коту под хвост (в смысле Дикси под хвостишко) выбросить малый багаж будет не так жалко. Имелось предчувствие, что порчей имущества дело и закончится. «Нагими пришли, нагими и вернулись», как говаривали в более опытных и давно специализирующихся по межмировым поскакушкам организациях.

Нет, не внушало уважения опытной архе-зэка стратегическое и практическое планирование данного французского Проекта. Ну, обсуждать теоретические вопросы с нанятыми «про запас» служанками здесь не спешили, а Катрин напрашиваться с вопросами-советами не собиралась. Нам-то что? Нахлебавшись дерьма, раньше назад повернем, следовательно, пораньше и