– Приветик!

Дуглесс буквально подпрыгнула от неожиданности – у нее за спиной стояла Глория, и ее бриллиантовый браслетик посверкивал на солнце.

– Что тебе нужно? – подозрительно осведомилась Дуглесс.

– Вы меня ненавидите, да? – спросила Глория, оттопыривая нижнюю губу.

– Вовсе я тебя не ненавижу! – со вздохом ответила Дуглесс. – А что же ты не в церкви и не любуешься интерьером?

– Мне все это наскучило. А блузка на вас прехорошенькая! И выглядит дорогой! Это ваша богатая семейка приобрела ее для вас, да?

Дуглесс только бросила взгляд на нахальную девчонку и, повернувшись на каблуках, заспешила прочь.

– Подождите-ка! – крикнула Глория и вдруг захныкала:

– Ой! Ой!

Обернувшись, Дуглесс увидела, что Глория всем своим пухлым телом неожиданно грохнулась на чью-то ставшую уже совсем плоской могилу. Вздохнув, Дуглесс поспешила помочь Глории встать, и, к ее удивлению, та вдруг разрыдалась. Дуглесс не могла заставить себя обнять Глорию, но все же побудила себя погладить ее по руке. На руке Глории была ссадина, в том месте, которым она ударилась.

– Не может быть, чтобы тебе было так уж больно! – сказала Дуглесс. – Давай, надень-ка свой браслетик на другую руку, и, я уверена, боль сразу пройдет!

– Да нет, дело вовсе не в этом! – откликнулась Глория. – Причина всего ведь в том, что вы меня ненавидите! И папочка сказал, что вы думали, будто он купил для вас обручальное кольцо, а не браслетик для меня!

Отпуская ее руку, Дуглесс так и застыла:

– А что же его побудило думать так? – спросила она. Глядя на нее искоса, Глория произнесла:

– Ну, он-то все-все знает! И он знает, что тот его «сюрприз» вы посчитали предстоящим предложением руки и сердца и подумали, что оплаченный счет ювелира и был за обручальное колечко! Мы с папочкой так хохотали над этим!

Дуглесс выпрямилась, вся подобралась так, что каждая мышца в ее теле начала дрожать.

Злобно ухмыляясь, Глория добавила:

– Папочка говорит, что вы – настоящая зануда, виснете у него на шее и без конца пялитесь на него своими коровьими глазами! И еще он говорит, что, если б вы не были столь хороши в постели, он давно избавился бы от вас!

При этих ее словах Дуглесс не удержалась и влепила пощечину по толстой, самодовольной физиономии!

Роберт, конечно же, появился как раз «вовремя»: он выходил из церкви и видел, как она влепила Глории! Взвизгнув, Глория кинулась в объятия к отцу.

– Она меня ударила, и не раз! – вопила Глория. – И еще руку мне оцарапала!

– О Господи, Дуглесс! – в ужасе вскричал Роберт. – Я просто не в состоянии поверить в то, что ты на такое способна! Бить ребенка и…

– Ребенка?! Хватит с меня этого «ребенка»! Мне осточертело уже то, что ты носишься с ней, будто с младенцем! И мне осточертело, как вы оба относитесь ко мне! – Мы?! Да мы все время в поездке были добры и внимательны к тебе, а вот ты вела себя ревниво и недоброжелательно! – воскликнул Роберт, пристально глядя на Дуглесс. Мы с ней прямо-таки из кожи вон лезли, чтобы сделать твое путешествие приятным!

– Да ты ни малейшей попытки не предпринял, чтобы сделать что-то приятное мне! – воскликнула Дуглесс, и на глаза не навернулись слезы. – Все делалось только для Глории! И вы оба потешались надо мною у меня за спиной!

– Ну вот, теперь ты еще и фантазируешь! Ладно, раз уж ты столь несчастлива с нами, может, тебе и впрямь стоит обойтись без нас! – заявил Роберт и, повернувшись к ней спиной, Направился к машине вместе с прижавшейся к нему Глорией. – Да, я хочу вернуться домой! – проговорила Дуглесс, наклоняясь в поисках оброненной сумочки. Но ее не было! Дуглесс поискала за ближайшими к ней надгробиями, но сумочки и там не было! Услыхав шум автомобильного мотора, она в тревоге подняла голову.

Роберт собирается уехать, бросить ее тут!

Она помчалась к церковным воротам и добежала до них в тот самый момент, когда машина уже выехала на дорожку. К ужасу Дуглесс, Глория только помахала ей из окошка рукой, с которой свисала ее сумочка, но машина не остановилась!

Дуглесс еще немного пробежала за ней, но автомобиль очень быстро скрылся из виду. Растерянная и совершенно потрясенная, она пошла обратно к церкви. Стало быть, она – одна в чужой стране, совсем без денег, без кредитной карточки и даже без паспорта! Но хуже всего, что мужчина, которого она так любила, только что подло бросил ее!

Тяжелые створки дубовой церковной двери были отворены, и Дуглесс прошла внутрь. Здесь было прохладно, и только тусклый свет да высокие каменные своды внушали спокойствие и чувство благоговения.

Ей нужно было спокойно все обдумать и решить, что же делать дальше. Вероятно, придется-таки позвонить отцу и попросить прислать ей денег. И, наверное, придется сказать ему, что младшая из его дочерей потерпела очередное крушение и оказалась неспособной даже на то, чтобы поехать в отпуск и при этом не вляпаться в неприятности!

Она представила себе, как Элизабет, ее старшая сестра, скажет: «Ну, так что же наша легкомысленная малышка Дуглесс отмочила на сей раз, а?» – и глаза Дуглесс застлали слезы. Ведь роман с Робертом был для нее попыткой побудить родственников гордиться ею! Роберт не был похож на других мужчин – этаких котов! – в которых Дуглесс втюривалась прежде! Он был таким респектабельным, таким соответствующим, очень даже соответствующим ей, но она умудрилась потерять его! Наверное, надо было быть терпеливее с Глорией…

Дуглесс поглядела в дальний конец церкви, и слезы затуманили ей глаза. Сквозь старинные окошки высоко над ее головой струился солнечный свет, и яркие, чистые лучи освещали белое мраморное надгробие под сводами, слева от нее. Дуглесс подошла к нему поближе. На плите надгробия мраморная статуя изображала мужчину в полный рост. Верхняя часть его туловища была закрыта рыцарскими доспехами, и это как-то не слишком сочеталось с необычного вида короткими штанами на нем. Одна нога скульптурного мужа покоилась на другой – они перекрещивались в области лодыжек, – а рыцарский шлем находился у него под головой. «Николас Стэффорд, граф торнвикский», – вслух прочитала надпись на надгробии Дуглесс.

Она уже почти поздравила себя с тем, что держится молодцом при столь кошмарных обстоятельствах, но внезапно ей показалось, что стены обрушиваются на нее, и ноги ее подогнулись в коленках. Рухнув на пол, Дуглесс простерла руки к надгробию и прижалась лбом к его прохладному мрамору.

Слезы обиды душили ее, рыдания поднимались откуда-то из самых глубин груди. Она ощущала себя такой неудачницей, абсолютной, полной неудачницей! Похоже, вся ее жизнь состоит из одних неудач! Ее отцу сотни раз приходилось вытаскивать ее из различных передряг! То был некий «мальчик», в которого она влюбилась, когда ей было всего шестнадцать лет. Потом выяснилось, что «мальчику» стукнуло двадцать пять годков и он уже неоднократно побывал в тюрьме! Но их отношения прервались лишь тогда, когда его арестовали за кражу в особо крупных размерах! А потом был священник, в которого она втюрилась в двадцатилетнем возрасте. Как оказалось позднее, тот тратил церковные деньги на азартные игры в Лас-Вегасе! Потом еще… Список этот представлялся бесконечным! Роберт казался ей таким непохожим на прочих, таким простым и респектабельным одновременно! Но она не сумела удержать его при себе!