class="v">Идите скорей, ваше ложе готово,

И розы прекрасны, как женские щеки;

Вы помните верно отцовское слово,

Я послан сюда был исправить пороки...

Но в мире, которым владеет превратность,

Постигнув философов римских науку,

Я вижу один лишь порок — неопрятность,

Одну добродетель — изящную скуку.

Петроний, ты морщишься? Будь я повешен,

Коль ты недоволен моим сиракузским!

Ты, Цинна, смеешься? Не правда ль, потешен

Тот раб косоглазый и с черепом узким?

3

Я падаль сволок к тростникам отдаленным

И пойло для мулов поставил в их стойла;

Хозяин, я голоден, будь благосклонным,

Позволь, мне так хочется этого пойла.

За ригой есть куча лежалого сена,

Быки не едят его, лошади тоже:

Хозяин, твои я целую колена,

Позволь из него приготовить мне ложе.

Усталость — работнику помощь плохая,

И слепнут глаза от соленого пота,

О, день, только день провести, отдыхая...

Хозяин, не бей! Укажи, где работа.

Ах, в рощах отца моего апельсины,

Как красное золото, полднем бездонным,

Их рвут, их бросают в большие корзины

Красивые девушки с пеньем влюбленным.

И с думой о сыне там бодрствует ночи

Старик величавый с седой бородою,

Он грустен... пойду и скажу ему: «Отче,

Я грешен пред Господом и пред тобою».

4

И в горечи сердце находит усладу:

Вот сад, но к нему подойти я не смею,

Я помню... мне было три года... по саду

Я взапуски бегал с лисицей моею.

Я вырос! Мой опыт мне дорого стоит,

Томили предчувствия, грызла потеря...

Но целое море печали не смоет

Из памяти этого первого зверя.

За садом возносятся гордые своды,

Вот дом — это дедов моих пепелище,

Он, кажется, вырос за долгие годы,

Пока я блуждал, то распутник, то нищий.

Там празднество: звонко грохочет посуда,

Дымятся тельцы и румянится тесто,

Сестра моя вышла, с ней девушка-чудо,

Вся в белом и с розами, словно невеста.

За ними отец... Что скажу, что отвечу,

Иль снова блуждать мне без мысли и цели?

Узнал... догадался... идет мне навстречу...

И праздник, и эта невеста... не мне ли?!

16. Из логова змиева

Из логова змиева,

Из города Киева,

Я взял не жену, а колдунью.

А думал забавницу,

Гадал — своенравницу,

Веселую птицу-певунью.

Покликаешь — морщится,

Обнимешь — топорщится,

А выйдет луна — затомится,

И смотрит, и стонет,

Как будто хоронит

Кого-то, — и хочет топиться.

Твержу ей: крещеному,

С тобой по-мудреному

Возиться теперь мне не в пору;

Снеси-ка истому ты

В Днепровские омуты,

На грешную Лысую гору.

Молчит — только ежится,

И всё ей неможется,

Мне жалко ее, виноватую,

Как птицу подбитую,

Березу подрытую

Над очастью, Богом заклятою.

17. Двенадцатый год

Как будто год наш роковой

двунадесятый возвращался.

Гр. Е. Растопчина

Он близок, слышит лес и степь его;

Какой теперь он кроет ков,

Год Золотой Орды, Отрепьева,

Двунадесяти языков?

Вслед за его крылатым гением,

Всегда играющим вничью,

С военной музыкой и пением

Войдут войска в столицу... чью?

И сосчитают ли потопленных

Во время трудных переправ,

Забытых на полях потоптанных,

Но громких в летописях слав?

Кто смелый?.. Но к чему допрашивать!

Туманно небо, воет пес,

В душе темно, — пора докашивать

Перестоявшийся покос.

Чума, война иль революция,

В пожарах села, луг в крови!

Но только б спела скрипка Муция

Песнь Торжествующей Любви.

18. Однажды вечером

В узких вазах томленье умирающих лилий.

Запад был меднокрасный. Вечер был голубой.

О Леконте де Лиле мы с тобой говорили,

О холодном поэте мы грустили с тобой.

Мы не раз открывали шелковистые томы

И читали спокойно и шептали: не тот!

Но тогда нам сверкнули все слова, все истомы,

Как кочевницы звезды, что восходят раз в год.

Так певучи и странны, в наших душах воскресли

Рифмы древнего солнца, мир нежданно-большой,

И сквозь сумрак вечерний запрокинутый в кресле

Резкий профиль креола с лебединой душой.

19. Акростих

Можно увидеть на этой картинке

Ангела, солнце и озеро Чад,

Шумного негра в одной пелеринке

И шарабанчик, где сестры сидят,

Нежные, стройные, словно былинки.

А надо всем поднимается сердце,

Лютой любовью вдвойне пронзено,

Боли и песен открытая дверца:

О, для чего даже здесь не дано

Мне позабыть о мечте иноверца.

20. Альбом или Слон

Акростих

О, самой нежной из кузин

Легко и надоесть стихами.

И мне всё снится магазин

На Невском, только со слонами.

Альбом, принадлежащий ей,

Любовною рукой моей

Быть может не к добру наполнен,

Он ни к чему... ведь в смене дней

Меня ей только слон напомнит.

21. В саду

Целый вечер в саду рокотал соловей,

И скамейка в далекой аллее ждала,

И томила весна... Но она не пришла,

Не хотела, иль просто пугалась ветвей.

Оттого ли, что было томиться невмочь,