Среди строителей мы видим Капуно и Бондока, и сестра Маргарита жестом приглашает их присоединиться к нам. В конце дороги поворачиваем налево, в направлении больницы, и там я теряю счет новым зданиям.

Еще недавно здесь было открытое поле, но теперь оно изрыто траншеями для канализационных труб, и я уже вижу линии, формирующие новую улицу. Места для садов не остается, и некоторые дома даже имеют общие стены. Я никогда не думала, сколько свободного пространства в нашем городке, потому что поля и леса воспринимались как нечто привычное и необходимое. И что будет теперь с живущими в траве насекомыми?

По середине улицы вьется длинная очередь, и лишь когда сестра Маргарита подводит нас к ее хвосту, до меня доходит, что люди стоят в очереди к больнице, вход в которую далеко-далеко. Больница небольшая, на дюжину пациентов, и всегда заполнена до отказа. Осмотр, должно быть, проходит в приемной или в кабинете доктора Томаса в его доме.

– Думаю, ждать особенно долго не придется, – говорит нане сестра Маргарита. – Мне нужно идти, помогать, но я еще увижу вас с Амихан на приеме.

Монахиня идет к больнице, а мы становимся в очередь. Ждать я умею. Сажусь у ног наны и наблюдаю за строителями. Нана сидеть не может, потому что не хочет потом вставать на виду у всех. Ей это трудно с деформированной ногой. У Дивы просыпается и начинает плакать ребенок, и ей приходится укачивать его и кормить.

Время идет. У меня на глазах на пустом клочке земли вырастает дом. Не все строители мне знакомы, но некоторые определенно Тронутые. Должно быть, приехали издалека, с других островов, может быть, на том же корабле, что и мистер Замора. У одного лицо как у наны, только он его не закрывает. Вскоре здесь будет зона Leproso, и прятать лицо уже никому не придется. Нане станет легче, хотя меня и не будет с ней.

Нет, об этом лучше не думать.

После того как на моих глазах поставили два дома и начали третий, понимаю, что мы здесь уже долго. Солнце касается верхушки неба, а очередь едва продвинулась.

Я вытягиваюсь на траве, и нана ничего не говорит, хотя по случаю встречи с врачами на мне мое лучшее платье. Нане плохо, она вся в поту, и, когда сестра Маргарита выносит ведерки с водой, они с Капуно выпивают одно на двоих. Мы с Бондоком пьем из другого, потому что так нужно делать, чтобы не стать Тронутым.

– Они собираются пройти вдоль очереди, – негромко говорит монахиня. – Все с явно выраженными признаками получат документы и смогут пойти домой. Остальным придется подождать.

Остальные – это, надо полагать, такие, как я, Бондок и Дива, которая считается Тронутой только из-за небольшой, напоминающей листок отметины между пальцами ног.

– Тебе придется показать им нос, – продолжает сестра Маргарита, обращаясь к нане. В голосе ее звучат извинительные нотки, и я рада, что этой работой не занимается сестра Клара. – А потом вернешься домой.

Вдоль очереди, от головы к хвосту, медленно движутся четверо мужчин. Один из них – доктор Томас, с бледным, несчастным лицом, другой – мистер Замора. Еще двое, в белых халатах, должно быть, присланные правительством врачи. Его подкрепление. Надеюсь, доктор Томас дойдет до нас раньше. Очередь движется теперь быстрее, поскольку в ней много людей с очевидными признаками на лице и руках, и к тому времени, когда к нам приближается один из правительственных врачей, мы уже стоим у больничных дверей.

Доктор Томас подходит к нам первым. Рот его закрывает белая тряпичная маска, на руках – белые перчатки. Он выжидающе смотрит на нану, и она развязывает тряпицу. При дневном свете ее нос выглядит не лучшим образом, и даже мне на секунду становится не по себе. Я вижу ее такой, какой, должно быть, видит он: шероховатые щеки с язвочками и комками под кожей, складки вместо ноздрей. В следующий момент я качаю головой, отгоняя непрошеные мысли, и перевожу внимание на ее карие глаза, ясные и пронзительные, как у лисы, и гладкую смуглую кожу высокой шеи с быстро пульсирующей под ухом жилкой.

Незнакомый врач достает из карманов белого халата блокнот и карандаш и жестом подзывает нану к себе. Она выходит из очереди и снимает маску.

Все, что я вижу, – это лицо и глаза доктора. Никаких морщин. Бланк заполняет привычно быстро и уверенно. На мой взгляд, он слишком молодой, чтобы быть врачом. Нана берет блокнот и карандаш и вписывает данные в клеточки, помеченные словами «имя» и «возраст». В верхней части листка номер – 0013822.

Доктор отрывает нижнюю часть страницы, ставит на ней синеватую печать и отдает нане. Номер обведен кружком. Я смотрю на документ вместе с ней, провожу по листку пальцем. Бумага, в том месте, где над своими фамилиями расписались другие люди, шероховатая. Приезжий врач жестом предлагает мне протянуть руки. Я протягиваю. Он разгибает карандашом мои пальцы, осматривает лицо и голые ноги и жестом указывает на вторую, уменьшающуюся очередь. После чего, не говоря ни слова, переходит к Диве с малышом.

Его молчание заразительно. Мой язык как будто прилепился к нёбу. Я делаю шаг-другой вперед, подтягиваюсь к мужчине впереди, и нана ковыляет за мной.

– Не ты, – рявкает голос рядом. Мистер Замора пристально наблюдает за нами. Вы, – он указывает на нану, – получили документ?

Нана показывает листок с номером в кружке.

– Ну вот. Значит, вы должны вернуться домой и ждать результатов осмотра.

– Думаю, результаты вполне ясны, – скрипучим голосом отвечает нана. Наверно, с языком у нее то же, что и у меня. Губы у мистера Заморы дрожат и кривятся, но его опережает доктор Томас.

– Все равно, Тала. Вы же сами видите, как мало здесь места. Вам действительно лучше подождать Амихан дома.

– Я еще здесь, – подает голос стоящий у меня за спиной Бондок. Рядом с ним Капуно сжимает в кулаке полученный документ. – И сам провожу ее домой. А ты придешь с Капуно.

Нана переводит растерянный взгляд с мистера Заморы на сестру Маргариту, а с него на Бондока. Потом, хотя это ей больно, опускается на колени и обнимает меня.

– Я люблю тебя, Амихан.

– Я тоже люблю тебя, нана, – говорю я с чувством, потому что виновата перед ней за свои недостойные мысли, промелькнувшие, когда она сняла тряпицу.

Капуно помогает ей подняться, и она быстро поворачивается и отходит от него, но я все же успеваю заметить слезы в ее глазах. Бондок берет мою руку в свою – моя ладонь теряется в ней, как в пещере, – и мы догоняем очередь, которая уже передвинулась внутрь больницы.

В здании, как всегда, жарко, в воздухе запах несвежего дыхания и затхлой воды. Осмотр проходит в самой большой палате, где все кровати сдвинуты к стене. Ни Розиты, подруги наны, принятой на прошлой неделе, ни других пациентов не видно. За разделяющими комнату шторами разместились несколько мужчин в белых халатах и масках. Выходящим из-за занавески документы вручает сестра Клара.

Сестра Маргарита входит, чтобы помочь ей, и кладет руку мне на плечо.

Через некоторое время меня подзывает доктор с глубокими морщинами на лбу. Бондок отпускает мою руку, и палата без его поддержки слегка наклоняется. Я ступаю за занавеску.