разнесли весть о его падении по всему миру, статейки в бульварных газетах сопровождались жестокими карикатурами. Однако ничто в лицах четы Лафонтен не подсказывает, что им знакомо имя Грея, и тот немного успокаивается.

– Уверен, мы подружимся, – продолжает Лафонтен. – Полагаю, у каждого найдется, что рассказать. Моя жена знает, как я обожаю знакомиться с другими пассажирами.

«С туристами», – мысленно поправляет его Грей с легким пренебрежением. Проклятый бумагомарака Ростов! Не появись его книга, поезд был бы предоставлен настоящим, целеустремленным путешественникам, а не глупым искателям приключений, у которых так много времени и денег, что они выбирают самый опасный способ потратить и то и другое. Они садятся в поезд только ради новых впечатлений, как будто впечатление – сувенир, который можно повесить на стену ради хвастовства перед друзьями. А когда закончится рейс, они вернутся в свои уютные дома, в светские салоны и кофейни, ничуть не потрясенные увиденными чудесами. Грей ощущает невольную жалость к ним, и это чувство ему приятно.

– Я путешествую в научных целях, сэр, – отвечает он. – И боюсь, у меня не найдется времени для разговоров.

– Полно вам, доктор Грей, – говорит Лафонтен. – В этой движущейся крепости у нас, несомненно, хватит времени на все, чего мы только пожелаем. Когда еще нам выпадет столько дней без необходимости посещать скучнейшие галереи искусств, музеи или статуи давно умерших скульпторов, которые никак нельзя обделить вниманием? Мы избавлены от бремени принятия решений. В какой ресторан мы пойдем сегодня вечером, дорогая? Ага, я уже знаю! Не надо выбирать – какое облегчение!

Грей натянуто улыбается:

– Нам остается только поблагодарить судьбу за это. Однако не следует забывать, где мы находимся. Это путешествие не из тех, к которым можно относиться легкомысленно.

Приближается утро, и в обзорном вагоне появляются другие пассажиры, хотя кое-кто из них, едва бросив взгляд на ясное небо за широкими окнами, тотчас поворачивает назад. Вот входит священник с железным крестом и четками в руках. Вид у него затравленный, он встает у дальнего окна и, перебирая четки, читает молитву куда громче, чем необходимо.

Грей смутно догадывается, что священник говорит по-русски. Слова ему непонятны, но в самом ритме молитвы слышится что-то знакомое по литургиям его родины. Мольбы и обеты взлетают и падают, обволакивая его, а поезд тем временем оставляет позади Пекин и едет мимо полей и разбросанных тут и там хижин. Работающие в поле крестьяне стоят и смотрят на него. Кто-то снимает шляпу и кланяется; некоторые вычерчивают в воздухе тайные символы, предохраняющие от напастей.

Попутчики

«Дитя поезда» хитра и проворна. Она так и не достигла роста, о котором мечтала, зато все еще может пробраться в любую щель, в любой закуток поезда. Вэйвэй знает все его секреты: как прошмыгнуть через кухонный вагон и стащить на бегу горячий кнедлик; как прокрасться по сельхозвагону, не переполошив зловредных кур; как подобраться к трубам и проводам, если там что-то испортится (а они и вправду портились – куда чаще, чем хотела бы компания и о чем она докладывала акционерам). Вэйвэй бежит вразвалочку, в такт качке, петляет по узким коридорам, огибая все еще нетвердо стоящих на ногах пассажиров, так что их разворачивает от ее стремительного движения, и останавливается только затем, чтобы юркнуть в кухню третьего класса и стянуть горстку сухофруктов прямо из-под носа у сонного поваренка.

– Только не делай невинные глаза, Чжан Вэйвэй! Я ведь знаю, что у тебя одни проказы на уме.

Аня Кашарина, повар третьего класса, не спит никогда. Вэйвэй оборачивается, разводит руками и пожимает плечами. Аня заходится своим знаменитым утробным смехом и отвешивает подзатыльник помощнику.

– Кто впустил эту крысу в мою чистую, уютную кухню, а? Впредь не зевать!

Вэйвэй уносит ноги прежде, чем поварята успевают с ней поквитаться.

Между кухнями первого и третьего класса есть крохотный закуток, называемый разделителем, а иногда – иронически – вторым классом. Вэйвэй так и не нашла объяснения тому, что в поезде есть первый и третий класс, но нет второго. Ростов в своей книге утверждает, что создатели компании просчитались и на второй не хватило денег, но в команде поговаривают, будто о нем просто забыли. Не так уж важно, по какой именно причине, но второй класс Транссибирского экспресса представляет собой каморку, куда повара с обеих кухонь заходят вздремнуть или посудачить о пассажирах. Здесь царит равенство; здесь исчезает деление на классы, которое сказывается и на людях, обслуживающих разностатусных пассажиров. И пусть повар первого класса говорит, что еда в третьем не годится даже для уличной шушеры, а Аня Кашарина утверждает, что порциями первого класса и комара не накормишь, всем известно, что эти двое сидят рядышком на узкой скамейке в разделителе, попивают чай из одного чайника и лениво перебрасываются в картишки.

Сюда же заходят и другие члены команды, чтобы немного отдохнуть от пассажиров, и поэтому у Вэйвэй вошло в привычку прикладывать ухо к двери, перед тем как войти: вдруг удастся подслушать сплетню, скрашивающую однообразие долгого путешествия. Так и в этот раз.

– Но что она задумала? Все говорят, что она слишком долго поступала по-своему.

– Не станет же она так рисковать, правда? Если только не решила…

– Ты забываешь, что она относится к риску не так, как мы. И все остальные напрасно думают, что она тоже боится. У нее голова работает по-другому, скажешь нет?

Это два стюарда из тех, что часто наведываются во второй класс. И говорят они о капитане. О ней все так говорят, с восторгом и ужасом одновременно.

– Но рисковать всеми нами… после того, что случилось в прошлый раз… даже она не станет…

– Это она-то не станет?

Голоса звучат то громче, то тише. Вэйвэй представляет, как стюарды оглядываются через плечо. Говорят, капитан мгновенно узнаёт, когда о ней начинают судачить. Ты и вздохнуть не успеваешь, а она уже стоит за дверью. О ней рассказывают столько всякого, что трудно отделить правду от рожденных в поезде легенд.

В одном все сходятся: ее народ пришел из-за Стены. Эти люди пасли скот и скакали на лошадях, пока их не изгнали с родных пастбищ начавшиеся трансформации: шкуры зверей становились прозрачными, птицы падали с неба, семена прорастали непостижимо быстро, как пузырьки вспухают над кипящей водой, а потом на ростках появлялись листья непривычной формы. Вот капитан и возвращается снова и снова на утраченную родину предков – проводя поезд через земли, предавшие людей, она бросает вызов Запустенью.

Но больше других историй Вэйвэй нравится та, где капитан, еще будучи девушкой, обрезала волосы, переоделась мальчишкой и поступила в команду поезда, а потом пробилась в машинисты, так умело скрывая свою тайну, что никто не догадался. Она одной из первых