ёрнически перейдя на простонародный, воскликнул Илья Альбертович — да, не хочу я это терпеть!». Он окончательно вышел из роли терпеливого учителя: «Я хочу, чтобы была демократия, чтобы мной правили, кого я выберу!» Илья Альбертович неумело матернулся и зло отвернулся к окну. Коля испуганно смотрел, то на отца, то на Николая. Добрый Николай улыбнулся Коле и решил сменить тему:

«У меня тоже есть мечта» — сказал Николай и начал рассказывать про открытие, про письмо в министерство древностей. Илья Альбертович отвлёкся от окна и слушал с презрительной улыбкой. Когда Николай сказал, что ждёт ответ от министра Захи-как-то-там (он так и не выучил фамилию седого старика), Илья Альбертович неожиданно просветлел и злорадно сказал: «Так, вы, наверно, не слышали? Ничего вам не ответят!»

Николая бросило в жар.

«Там сейчас революция. Им теперь не до вас. Доигрался ваш диктатор. Все диктаторы кончают одинаково!»

Холодно расстались. Николай привыкал к мысли, что вся надежда теперь только на заначку, которую копить, по расчету, ещё года три.

Когда он вернулся, дверь ему неожиданно открыла непонятно зачем взявшаяся Зинаида Игнатьевна, она почему-то плакала. «Верочка» — произнесла она имя тёщи. Николай увидел накрытое платком зеркало, заплаканную дочь, мрачную жену Вику, почему-то считавшую за столом деньги, вспомнил, что утром тёща плохо себя чувствовала, и жена с дочерью собирались поехать с ней в больницу — и понял, что тёща умерла. «Мама» — произнесла Вика, и, кивнув на деньги, прибавила — «похоронить — не хватает десять тысяч».

На глазах у возмущённой Вики и заинтересованной Зинаиды Игнатьевны Николай достал из ящика с инструментами недостающие деньги. Потом махнул рукой и вынул оставшиеся две тысячи и положил на стол. Он простился с мечтой.

Часть вторая

Над жёлтой пирамидой Хеопса по голубому небу ветер носил стайку пластиковых пакетов. Николай замер в паре метров перед пирамидой, разглядывая то, что так долго воображал. Ближний к Николаю угол пирамиды выглядел, как бесформенное нагромождение каменных кубов, но при взгляде на дальние ребра, эта неровность скрадывалась и пирамида выглядела идеально ровной, как и положено чуду света.

Николай подошел поближе и провел пальцем по щели между блоками — нижние блоки были Николаю по грудь, в следующих рядах — по пояс. За его спиной весело болтал по телефону Абубакр.

Абубакр впервые появился в жизни Николая месяц назад. Это было через полгода после посещения египетского посольства: Николаю пришло письмо, где от имени и за счет министерства древностей Николая официально приглашали посетить Египет "для обсуждения результатов его исследования". Письмо было подписано сотрудником посольства неким Абубакром-как-то-там. Николай позвонил в посольство (и потом еще несколько раз — по настоянию жены), поговорил с Абубакром, который был с ним очень любезен. К разочарованию приглашенного было в качестве переводчика Сергея Евгеньевича, этот Абубакр говорил по-русски. Выяснилось, что всё, и правда, будет за счет министерства, что от Николая требуется только прибыть в аэропорт, найти там Абубакра, который тоже полетит вместе с ним.

Летели в Каир они зимней ночью. Когда Николай в аэропорту увидел Абубакра, он сразу его вспомнил. Это был тот самый смуглый человек с бородкой-эспаньолкой и печальными глазами, с которым Николай столкнуться весной в дверях посольстве. В жизни Абубакр оказался веселым разговорчивым мужиком — печального в нём было только его глаза, но это лишь потому, что они были подведены.

Все поражало никогда не летавшего заграницу Николая — и праздничная суета аэропорта, и приятный синтетический запах в самолете, и красивые смуглые стюардесса, одетые в красные навроде паранджи, и обилие иностранной речи, и все милые пустяки, которые принесли стюардессы — бесплатно или за счет Абубакра, который, казалось, сорит деньгами. Николай стеснялся и взглянуть на стюардесс лишний раз, чтобы не смутить — не зря девушки носят свои паранджи. Абубакар же возмущал Николая своей бесцеремонностью в обращении со стюардессами. Впрочем, в отношении Николая, он оставался очень любезен. Ещё Николай заметил, что, как ни был Абубакр жизнелюбив и, вообще, свой парень, но принесенные, как игрушечные, бутылочки водки, отшутившись, пить не стал — проявив мусульманскую твердость.

Новый друг Николая безостановочно болтал. Так Николай узнал, что новый революционный президент Ал-Мурси, в отличие от свергнутого диктатора Мубарака, хочет дружить с Россией, что по его указу вся поездка оплачена, что бывший министр древностей Захи Хавасс отстранен за коррупцию и много других египетских новостей, слушая которые Николай заснул.

Ночной Каир было встревожил Николая бронетранспортёрами на залитых жёлтым светом перекрестках, но Абубакр, договариваясь о планах на завтра, был, по-прежнему, совершенно беззаботен.

Проснулся Николай холодным солнечным утром в высотной обшарпанной нетопленной гостинице. Пошлёпав босиком по холодному каменному полу к открытому окну, он, немного волнуясь, выглянул посмотреть на утренний Каир. Лучи солнца, пробиваясь сквозь небоскрёбы, ударили ему в глаза. Николай улыбнулся: он разглядел между небоскребами маленький блестящий кусочек Нила и — как напоминание о цели приезда в Египет — вдалеке, плавающие в воздухе, как миражи, крохотные пирамиды.

Николай вышел прогуляться по утреннему Каиру. Город ему не понравился, бросались в глаза уличная грязь, бедность домов — ни зелени, ни красоты восточных дворцов — всё обыденно, скучно, серо. Много толкотни, торопящихся озабоченных бедняков, новые порции которых высыпались из быстро подъезжавших битком набитых автобусов. Когда Николай перегнулся через перила моста, разглядывая грязный Нил, над самым его ухом из незаметного закопченного раструба потрясающе грянуло: «Аллааааааааааа». Николай от неожиданности подпрыгнул, толкнув прохожих, один из которых неприветливо обозвал его: "мутахамис".

Абубакр повёз Николая обедать. Он прихватил с собой четырёх коллег, которых всех интересовал Николай и его теория. Однако, до рассказа о теории не дошло: сначала пятеро египтян весело спорили, выбирая ресторан. В ресторане Абубакр стал спорить с официантом, где им сесть, привычно перебивая того своим хамским: «ла-ла-ла-ла». Наконец, сели за стол и официанты стали приносить еду. Блюда они ставили посередине стола, и каждый откладывал себе на тарелку. Это было тяжелое чревоугодие, блюда приносили и приносили: разноцветные хумусы, лепешки, самсы, фаршированные чем-то рулетики, многие глиняные вазочки с жаренными и солёными закусками, и во главе этого, огромная серебряная ваза с жаренным мясом. Еды было так много, что есть её можно было только серьёзно, не отвлекаясь на разговоры. Поев, собрались пить чай. Официант собрал скатерть за углы и унёс все блюда и вазы, как мешок со звякающим хламом.

К концу обеда Николай понял, что Абубакр придумал ему прозвище, он называл Николая — «мутахамис». Николай спросил, что значит это