удара током в Париже. Он включал телевизор в розетку, — сразу же вспоминает Сеня.

— Галич? Первый раз слышу эту фамилию, — пожимает плечами Артем.

Сеня снова идет к холодильнику, открывает дверцу и достает бутылку «Кока-колы Зеро». Сеня возится с крышкой бутылки, и, когда наконец открывает ее, из горлышка вырывается пена, она капает на пол и попадает на брюки.

— Древнегреческий трагик Эсхил, — скрипучим и медленным голосом произносит Артем, наблюдая, как Сеня сперва ищет тряпку, а потом вытирает пол, — погиб в глубокой старости от того, что орел сбросил ему на голову черепаху. Но это другое: тут действует рок, фатум, эту смерть ему предсказал оракул. Во всем этом кроется символизм.

— Зачем орел сбросил ему на голову черепаху? — интересуется Лена.

— Сложно влезть в голову птицы, жившей две с половиной тысячи лет назад. Но похоже, что этот орел перепутал лысину Эсхила с камнем и хотел разбить об нее черепаший панцирь. Это случилось на Сицилии, примерно из этих же мест наш Гаэтано, да? Ты из Неаполя?

— Не совсем, — говорит Гаэтано. Он отвечает с ленивой улыбкой, потягиваясь, как пляжный турист, заказывающий прохладительные напитки у официанта.

— Неаполь. Там находится система подземных тоннелей, образованных природными катаклизмами, и один из этих тоннелей якобы ведет в царство мертвых. Раньше из этих тоннелей поднимались ядовитые испарения, которые отравляли зверей и птиц. Надышавшись ими, оракулы прозревали будущее.

— Есть даже фраза: «увидеть Неаполь и умереть», — некстати вставляет Сеня.

— В Неаполь нельзя ехать одной, — говорит Лена. — Местные мужчины ведут себя мерзко.

— Зато в Неаполе тебя не убьет сосулей.

— Или куском фасада.

— И все-таки там очень красиво — я имею в виду архитектуру, ландшафт. Неаполитанский залив, сливающийся с Тирренским морем, — говорит Сеня. — Впечатление от него просто головокружительное. Про итальянские города пишут, что это как Петербург, но в идеальном климате.

— Я не совсем из Неаполя, — говорит Гаэтано.

— Возникает вопрос: зачем переезжать из идеального Петербурга в неидеальный? Зачем тебе эти сосули, грязь, холод?

Гаэтано на некоторое время задумывается. Его лицо не выражает особой заинтересованности, вовлеченности в разговор. Похоже, беседы на подобные темы случаются здесь регулярно: одни и те же реплики, повторяющиеся с незначительными вариациями.

— В чем цель твоего пребывания в Петербурге? — деревянно-каменным голосом чеканит Артем.

— Говоришь как мент, — усмехается Лена.

— Там просто скучно, — говорит Гаэтано. — Там не происходит ничего.

— А здесь тебя может убить ледяной глыбой.

— А там черепахой, упавшей с небес.

Посреди разговора Артем поднимается из-за стола и, бросив вилку в раковину, выходит из кухни. Он ни с кем не прощается, просто уходит, двигаясь как будто толчками, порывисто — как трактор, увязающий в ямах. Сеня хотел пошутить, что Артем пошел сочинять на Гаэтано донос в миграционную службу, но все-таки промолчал. А вдруг это не шутка — очень уж хмурое у Артема лицо.

После ухода Артема разговор прекращается. Внезапно оказывается, что этот деревянно-каменный человек с грубоватыми репликами был тем социальным клеем, на котором держалась беседа. Лена и Гаэтано возвращаются к поеданию мяса — они склоняются над кастрюлей, как голодные хищники. Посидев немного в молчании, похлопав себя по ногам, Сеня вынужден ретироваться: взяться за стул и утащить его в свою комнату. Вернувшись к себе, он чувствует, что этот смол ток с соседями лишил его сил.

* * *

По пути из туалета Сеня задерживается возле одной из дверей. По расчетам Сени, эта дверь ведет в комнату с видом во внутренний двор. Он замечает, что ручка отломана и на ее месте зияет дыра размером с крышку от банки для консервации. Сеня медленно наклоняется и заглядывает в дыру. Не очень понятно, что он надеется высмотреть. Сеня наблюдает однотонную черноту: возможно, кто-то заклеил эту дыру черной материей с другой стороны. В этот момент от стены плавно, как привидение, отделяется Лена и шепотом говорит:

— В этой комнате никто не живет. Это кладовка Анны Эрнестовны. Знаешь, как она ее называет?

Сеня, застыв в скрюченном положении, произносит так же негромко:

— Нет.

— Шубохранилище.

— Да?

— Надеюсь, это все-таки фигуральное выражение, — Лена рассматривает Сеню, выискивая новые следы грязи, — и в действительности там нет никаких шуб. А если и есть, то они из искуственного меха.

Сеня вежливо улыбается. Ему хочется объяснить Лене, почему он таращился в эту дыру, рассказать ей про книгу о Вагинове, но коридор и сама ситуация не подходят для обстоятельных разговоров.

— Не знаешь, где здесь дешево перекусить? — продолжает шептать Сеня.

Он наконец разгибается и расправляет пиджак. Сеня по-прежнему в глянцевом синем костюме. Он сразу же понимает, что употребил неверное слово: нужно было сказать не «дешево», а «вкусно». «Где здесь можно вкусно поесть?» Пока что Сеня предстает в глазах Лены с самой невыгодной стороны: что новая соседка может подумать о нем, основываясь на первых впечатлениях? Что он нищий и жадный. Что он нечистоплотен, чересчур любопытен и трусоват. Что он, возможно, болезненно привязан к собственной матери: по крайней мере, он сразу заговорил о ней при знакомстве. Лена начинает объяснять, как пройти в столовую на Римского-Корсакова, скрытую во дворах. Но лицо Сени становится таким сиротливым, жалобным и беспомощным, что Лена вздыхает и говорит, что проводит его.

* * *

Они условились, что Сеня будет дожидаться Лену на улице. Валит снег, Сеня стоит у помойки, переминаясь с ноги на ногу. Температура на улице — около пяти градусов ниже нуля. Лена все не выходит, и Сене уже начинает казаться, что это был глупый розыгрыш, демонстрация неприязни. Он размышляет о Лене: все-таки она какая-то странно цветущая, с неестественно здоровым цветом лица. Живет в Петербурге, но прямо-таки пышет здоровьем: румянец, щеки и губы — все наливное. В этом заключена какая-то тайна. Еще это имя — Лена. Елена Владимировна — так звали учительницу физики, из-за которой Сеня не получил золотую медаль. Внешне Елена Владимировна напоминала хозяйку квартиры Анну Эрнестовну: она была слишком бодрой и энергичной для своих лет — это тревожило. Но не слишком ли много поводов для тревог? И почему все мысли только о внешности? Что эта Лена за человек?

Вот первые характеристики, которые приходят Сене на ум: самодовольная, властная, интриганка, себе на уме. Такие часто бывают старостами. Перед экзаменом всегда причитают: «Боже мой, боже мой, боже мой! Я ничего не знаю! Меня отправят на пересдачу, а потом исключат! Родители выгонят меня из дому, и я стану бомжихой! Бомжихой-проституткой — буду работать на трассе Е-95, обслуживать дальнобойщиков!» А потом врываются в кабинет первой и всегда