— Макс, а когда ты был человеком, какого цвета у тебя были глаза? — спросила она.

— Карие. А что?

— Просто спросила, — вздохнув, ответила она.

Я посмотрел на неё и понял, что она спросила не просто так.

— Лана?! — улыбнувшись, сказал я, — Рассказывай, о чём ты думаешь.

Она приподнялась и наклонилась над моим лицом, стала обводить пальчиками мои скулы, брови и губы, а потом наклонилась и поцеловала меня. Я притянул её к себе и стал гладить её по спине.

— Ну, так о чём? — нетерпеливо спросил я.

— Мне так жаль, что ты не можешь иметь детей. Ты был бы хорошим отцом, и ребёнок был бы очень красив, — и она положила мне руку на грудь и продолжила выводить узоры.

— Я могу иметь детей. И у меня был сын, он умер восемьдесят лет назад, — не подумав, ответил я. И тут же пожалел о том, что сказал это. Так вот чего хочет Лана! Детей.

— Что? — Лана моментально убрала руку с моей груди и пристально посмотрела на меня. — Ты же говорил, что только истинные вампиры могут иметь детей?

— Да, — я закрыл глаза, проклиная себя.

— Макс, объясни мне, что это значит, — потребовала Лана.

У меня всё внутри сжалось от нехороших предчувствий, но если Лана, что-то хотела узнать, она всегда находила способ это сделать. Если я ей не расскажу, расскажет кто-нибудь другой.

— Лана, действительно, чтобы у двух вампиров мог родиться ребёнок, они должны быть истинными вампирами. Но вампир-мужчина может иметь ребёнка от женщины человека, — нехотя, ответил я.

— Значит, я могу иметь от тебя ребёнка, — она счастливо улыбнулась.

— Нет! — с яростью, ответил я. Я сел на кровати и схватил её за плечи, — Даже не думай об этом, ты слышишь меня? Никаких детей, тебе ясно?

Лана смотрела на меня с недоумением и обидой. Я прижал её к себе и погладил по голове. Она попыталась отстраниться, но я не выпустил её из своих объятий.

— Значит, спать со мной ты хочешь, а детей от меня ты не хочешь? — со злостью сказала она, продолжая вырываться из моих рук.

— Родная, — у меня в горле образовался комок, и я только сильнее прижал её к себе. — Поверь мне, я бы хотел иметь от тебя дочь с такими же голубыми глазами, как у тебя и с твоей улыбкой. Или сына такого же рассудительного и умного, как ты, — я отстранился и заглянул в её глаза. — Но этого нельзя делать.

— Почему? — прошептала она, глядя на меня.

— Потому что ты умрёшь, — у меня всё болезненно сжалось внутри, и я опять прижал её к себе. — Мы называем таких детей скриги. Рождаются только мальчики, после семи месяцев беременности, а матери всегда умирают, — я положил Лану на спину и поцеловал её. — Лана, я не могу позволить умереть тебе. Я не готов отпустить тебя.

— И никаких шансов, что я выживу? — с тоской спросила Лана.

— Нет. Ребёнок семь месяцев отравляет мать, пока она его носит, но он же и поддерживает в ней жизнь. Как только ребёнок рождается, организм матери уже не может самостоятельно справиться с тем ядом, что находиться у неё в крови, и она умирает. Ни одна женщина ещё ни разу не выжила, — я обнял Лану и уткнулся лицом в её волосы.

Она промолчала, задумавшись.

— Неужели, при современном уровне медицины, и при ваших возможностях, вы не пробовали предотвратить смерть матери, — спустя некоторое время спросила Лана.

— Лана, пожалуйста, выбрось мысли о ребёнке из своей головы, — с болью в голосе ответил я и, посмотрев на неё, провёл рукой по её скуле и шее. — Мать можно спасти, только сделав аборт в первые восемь недель беременности. Потом процесс не обратим. Даже если сделать аборт на десятой неделе, мать всё равно умирает. Наши врачи ничего не могут с этим сделать. Понимаешь? — я опять поцеловал её.

— А каким был твой сын? — Лана ответила на поцелуй, а потом отстранилась. — Расскажи мне.

Я откинулся на спину и, Лана прижавшись ко мне, обняла меня. Я старался ни с кем, никогда, не говорил на эту тему, потому что это было болезненно для меня, но мне хотелось поделиться этим с ней.

— Мне тогда было двести двадцать восемь лет, и у меня наступил очередной кризис. Я успел попробовать всё в жизни — изучение наук, путешествия, развлечения. У меня было много денег и власти, но жизнь была пустой, бессмысленной. Понимаешь? — Лана кивнула и сжала мою ладонь. — Ничего не трогало меня за сердце. В то время я встречался с одной женщиной, — я неожиданно для себя смутился и замолчал.

Лана, поняв причину моего смущения, ласково прошептала:

— Макс, ты красивый, уверенный и сильный мужчина, и ты уже долго живёшь на этом свете. Я прекрасно понимаю, что ты любил женщин и до меня. Не надо бояться рассказывать мне об этом

— Нет, Лана, так как тебя я никого, никогда не любил, — я поцеловал её и прижал к себе. — К ним я скорее испытывал мимолётную страсть и интерес, — я опять запнулся, не зная, как объяснить ей ту разницу, между любовью к ней и чувствами к остальным моим бывшим любовницам.

— Ты встречался с одной женщиной, а дальше? — Лана решила помочь мне продолжить рассказ.

— И однажды она сказала мне, что беременна. Я сначала сильно разозлился. Понимаешь, в те времена контрацепция была заботой женщин. И тем более Луиза была известной куртизанкой, она знала, как избежать беременности. Но она захотела иметь от меня ребёнка.

— Я её понимаю, — с грустью, произнесла Лана.

Я прижал Лану к себе сильнее и продолжил.

— Я знал, что она умрёт, но вдруг понял, что хочу иметь сына. Мне нужен был этот ребёнок. Мне показалось, что с его рождением моя жизнь обретёт смысл, — я вздохнул, вспоминая всё. — Когда родился ребёнок и Луиза умерла, я забрал ребёнка в наш замок и назвал его Клод. Он рос очень умным и красивым мальчиком. Он любил читать книги и тянулся к знаниям. До десяти лет всё было хорошо, но потом он стал понимать, что я, его отец, не такой, как обыкновенные люди. Что мы все, кто окружает его в замке, не похожи на остальных людей, — мрачно сказал я. — Мне пришлось рассказать ему, кто мы такие и кто он, — я закрыл глаза, переживая заново все те чувства. — Он возненавидел меня. Он обвинил меня в смерти своей матери, — я замолчал.

Лана тихонько лежала рядом и гладила меня по руке.

— Макс, ты ни в чём не виноват, — она стала успокаивать меня.

— Мнение Клода изменить уже было невозможно. Я не один раз пытался с ним поговорить. И Анна пыталась объяснить ему всё, но он ничего не хотел слушать. В двенадцать лет он сбежал из замка и ушёл в монастырь. Как он тогда написал мне в письме — замаливать мои грехи и грехи своей матери, — я опять замолчал, заново переживая всю ту боль, что тогда испытал.

— Макс, мне так жаль, прости, что заговорила об этом, — она виновато посмотрела мне в глаза, и погладила меня по щеке.

— Лана, тебе не за что просить прощение. Ты ни в чём не виновата, — я постарался отогнать от себя те воспоминания. — И потом, Клод стал не просто монахом или священником. Он стал кардиналом в Ватикане. Мы встретились с ним, когда ему было уже шестьдесят лет и поговорили с ним. Он всё понял и простил меня.