Следователь снова заглянул в огромные глаза Вероники Гонсалес. Ни слезинки. Странно, однако.

Первым делом капитан попросил вдову проверить, не пропало ли что-нибудь. Пока Вероника обходила комнаты, Глеб с любопытством ходил за ней следом, осматривая интерьеры. К его удивлению, мебель оказалась довольно старой и сильно изношенной. Будто отвечая на немой вопрос Глеба, Вероника пояснила:

– Здесь жили родители Рамона. После их смерти он не захотел ничего менять.

– Тогда понятно. А то я было подумал…

– Что это мой дом? Ну ты даешь. У нас прекрасное жилье в Мадриде – один балкон тридцать метров.

Последняя информация показалась Глебу несколько избыточной. Он внимательно взглянул на Веронику. Та, не выдержав взгляда, стала копаться в ящиках потрепанного комода. Чтобы не мешать, Глеб вернулся в прихожую, где на стуле примостился Лучко.

– Гляди, живопись, – показав на стену, с благоговением произнес капитан, игриво поставив ударение на последний слог.

Посмотрев туда, куда указывала рука капитана, Глеб усмехнулся:

– Если бы у Гонсалеса были деньги на подобную живопись, он бы останавливался не в этой квартирке, а в особняке, где-нибудь на Остоженке.

– А что так?

– Это репродукция картины Эль Греко «Толедо в грозу». Вместе со «Звездной ночью» Ван Гога полотно считается одним из самых известных изображений неба в мировом искусстве. Такую картинку в оригинале может себе позволить разве что Билл Гейтс или Борис Абрамович. Да и то при условии, что Нью-Йоркский Метрополитан пожелает ее продать, в чем я сильно сомневаюсь.

– Вот, значит, как?

Встав со стула, Лучко принялся с интересом разглядывать репродукцию. Его встречу с прекрасным прервал голос Вероники:

– Похоже, всё на месте.

– Подумайте хорошенько.

– Нет, я все проверила. Да и не хранили мы тут ничего.

– Вы уверены, что в квартире не было ценностей? Преступники перерыли тут все вверх дном. А кроме того, у вашего мужа пытались вырвать какое-то признание.

– Вы хотите сказать, что Рамона пытали? – с ужасом спросила Вероника.

Капитан деловито кивнул. В тот же миг Вероника Гонсалес лишилась чувств.

С укоризной посмотрев на следователя, Глеб поднял Веронику на руки и бережно уложил на кровать в спальне. Давненько он не носил ее на руках.

Не успела Вероника прийти в себя, как Лучко огорошил ее еще раз:

– Вы знаете о том, что вашего мужа разыскивала испанская полиция?

– Полиция? Но за что?

– А вот этого нам испанские власти пока не сообщили.

Вероника помотала головой, будто желая прервать кошмарный сон.

– Но как могло получиться, что вы не в курсе событий? – удивленно спросил Лучко.

– Дело в том, что в последнее время мы с мужем жили порознь. Я – в Мадриде, он – в Толедо.

– И как давно?

– Мы расстались около года назад.

– Развелись?

– Нет, для начала разъехались. Но договорились о разводе. Однако ни у Рамона, ни у меня не было времени заняться формальностями.

Удовлетворившись этой информацией, Лучко подвел Веронику к письменному столу и указал на таинственную надпись.

– Что это, по-вашему, может значить?

– Понятия не имею. Вы полагаете, это написал мой муж?

– Таково заключение экспертов.

Вероника склонилась над столом.

– Белиберда какая-то.

– Но если эта надпись адресована не вам, то кому же?

– Да откуда ж я знаю?

Лучко повернулся к Стольцеву:

– Не хочешь «наложить руки»?

– Прямо сейчас?

– Ага.

– А может, пожалеем нервы Вероники?

– Не преувеличивай. – Капитан хлопнул Глеба по плечу. – Ну что такого ужасного она может увидеть?

Вероника в недоумении переводила взгляд с одного участника этого странного диалога на другого. Лучко галантно предложил даме стул и, потерев ладони, словно режиссер, подал сигнал к началу представления:

– Занавес!

Глеб глубоко вздохнул, подсел к столу и закрыл глаза. Какое-то время он оставался абсолютно неподвижным, затем, подавшись вперед, положил руки на выцарапанные буквы.

Ощущения, предшествующие видению, и впрямь чем-то походили на начало театрального спектакля, когда свет в зале гаснет не сразу, а постепенно, плавно погружая зрителя в атмосферу пьесы и темноту сцены, на которой уже появились первые актеры.

* * *

Он увидел, что сидит за столом и что-то пишет, время от времени задумчиво вставляя в уголок рта тыльный конец авторучки. Внезапно раздался резкий металлический звук, который заставил его вздрогнуть и похолодеть. Что это? Похоже, кто-то копается в замке входной двери.

Глеб поднял глаза на висящую на стене полку с множеством мелких статуэток, затем его взгляд снова вернулся к столу. Резким движением сбросив все на пол, он схватил нож для бумаг и дрожащей рукой принялся выцарапывать буквы на полированной поверхности. Дописать, однако, ему не дали.

Послышался треск взломанной двери. Глеб отбросил нож, схватил лежащий на столе листок бумаги с цифрами, снял телефонную трубку и набрал номер. В трубке послышались гудки. В ту же секунду за дверью раздались чьи-то тяжелые шаги. Наконец, на другом конце ответили. Глеб узнал свой собственный голос:

– Алло!

Не сказав ни слова, он нажал на кнопку «отбой». Потом потянулся к полке и снял оттуда одну из статуэток. В тот же миг дверь с треском распахнулась. Глеб увидел крепко сбитого человека, который знаком показал невидимому напарнику, что нашел хозяина. Затем, посмотрев куда-то вбок и подав еще пару знаков, человек вошел в комнату. Наконец в дверном проеме показалась вторая фигура, еще выше ростом и массивнее.

Судя по манере держаться, вошедший был за главаря. Глеб успел рассмотреть его лицо.

Внезапно здоровяк в два прыжка покрыл расстояние от двери до стола и коротко размахнулся. Наступила темнота.

* * *

Придя в себя, Глеб откинулся на спинку и потер челюсть, все еще нывшую после удара. Оглядевшись, он поймал на себе взгляд Вероники. И это не был взгляд восторга, которым зрительницы провожают фигуриста, исполнившего четверной тулуп. Нет, скорее так смотрят на безногого алкаша, что, нацепив камуфляжную форму с чужого плеча, просит милостыню в подземном переходе.

– Не томи, – не выдержал Лучко. – Что видел-то?

– Может, я лучше тебе потом отдельно расскажу?

– Я тоже хочу знать, – твердо сказала Вероника и стиснула побелевшие пальцы.