Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты квас-то пей!
– Я пью…
Пусть поможет и Рогнеда. Ее люди вполне могут наткнуться на труп… если того неизвестного отрока все же догнали и порешили… если это не сами разбойники. Красавица атаманша божится, что нет. Скорее всего, именно так и обстоит дело. Зачем разбойникам бедолаги мальчишки? Чего их убивать-то. Разве что… разве что – отомстить ловчему Еремею!
Дева скосила глаза, скривила губы:
– Чувствую, о чем ты подумал. Да, я не люблю Еремея-охотника. Можно сказать, ненавижу. Немало он крови моим людям попортил, немало. Но – убивать его детей я бы не стала. Я б лучше – его. И то раньше. Пока не было здесь тебя, князь. Уж ты-то меня из своих лесов не прогонишь… Ведь не прогонишь? Ведь верно? Ведь так?
– Ну ты, Рогнедушка, и зануда!
– Кто-кто?
– Настырная, говорю.
– Это разве плохо?
Привстав, девушка потянулась, как кошка, изогнула спинку и, погладив себя по талии, улеглась на живот. Повернув голову, игриво прищурилась, прошептала:
– Помнишь, ты мне раньше спинку гладил?
– Почему ж раньше? Могу и сейчас… а иди-ко!
Поглаживания и ласки сами собой перешли в бурное празднество любви, девушка снова стонала, изгибалась, и даже прикусила губу в порыве вновь нахлынувшей страсти, неудержимой, могучей, словно волны океана, великого океана любви!
Была ли это и в самом деле любовь? Скорее, нет, нежели да. Просто влечение, пусть даже не только плотское. Довмонт всегда любил только одну женщину… впрочем, нет – двух. Покойную свою супругу Бируте… и Ольгу, Оленьку, оставшуюся где-то далеко-далеко, в мечтах.
– Так ты поможешь мне, Рогнеда? – князь вытянулся на ложе, погладил по голове расслабленно прильнувшую к нему деву.
Красавица улыбнулась, прикрыла пушистыми ресницами глаза:
– Знаешь же, что помогу. Чего хочешь на этот раз? Кого-нибудь нужно тайно убить?
Довмонт расхохотался:
– Ну, это я и без тебя слажу. Нет, не убить. Разузнать кое-что.
– И что?
Князь рассказал про отрока. Который вроде бы как спасся, убег. Или – все же нет, и лежит где-то в лесу, неподалеку от берега, и гложут его тощее тело жадные дикие звери.
– Если убит рядом с рекою – найдем, – сверкнув очами, заверила атаманша. – От зверя мертвеца не спрячешь. Лисы, волки… все одно кто-нибудь подъедать начнет. Да и запах… А вот если убег…
– Скорее всего – в Застенье. Но там и мои люди поищут. Они и немцев найдут… если те при делах, конечно.
Князь кратко пояснил, кого именно надо искать. Нищего, вечно голодного, отрока…
– Ложку, говоришь, изгрыз? – засмеялась разбойница. – Вот уж поистине – голодный.
Она хотела уйти так же, как и явилась – через окно, по крышам, но князь не разрешил. Улыбнулся, быстро одеваясь, помог деве застегнуть рубаху:
– Нет уж, милая, пойдем-ка, я тебя провожу.
– Да я б и…
– Нет, пойдем. Ты уже как-то раз чуть не сорвалась.
Рогнеда вскинула брови:
– Откуда знаешь?
– Так мои люди всегда за тобой следят, – расхохотался Довмонт. – Когда ты тут лазишь.
– Следят? Значит, ты…
– Все знаю. Жаль, ты редко бываешь…
– Чаще не могу… пойми…
Девушка опустила ресницы и, чмокнув князя в губы, взяла его за руку:
– Ну, пошли? Да… а кто следит-то?
– Да уж не кто попало, не бойся, – покивал князь. – Гинтарс – вернейший мой человек.
– А! Тот красавчик литвин…
– Но-но! Не очень-то на людишек моих засматривайся.
На улице еще было темно, но восточный край неба уже алел рассветом. Еще немного и станет светло, запоют ранние птахи, и первый луч солнца упрется в слюдяные окна хором.
– Я отворю ворота, мой князь, – верный Гинтарс возник из темноты, неслышно, как оборотень.
Разбойница вздрогнула и тут же улыбнулась, сверкнула глазищами из-под мохнатой, натянутой на самый лоб шапки:
– Здрав будь, отроче.
– И ты будь здрава, дева.
Литовец вежливо поклонился и принялся лично отодвигать тяжелый воротный засов. Конечно, стража была в курсе дела, но так, поверхностно: мол, кого-то надобно выпустить без лишних слов. Кого именно – им знать было не надо, хватало и Гинтарса. Сей верный ратный слуга уже был пожалован князем землицей и званием сотника. С того момента, как Довмонт – тогда еще Даумантас – впервые увидел парня еще совсем мальчишкою, прошло уже около четырех лет. За это время Гинтарс вырос, раздался в плечах и вытянулся… но по-прежнему оставался все тем же добрым и преданным парнем с копною светлых волос и горящим взором больших светло-голубых глаз.
На траве уже выпала роса. По светлеющему небу побежали сизые облака, подул ветер, и Довмонт заботливо запахнул на Рогнеде плащ.
– Смотри, не простудись, девица.
– Уж как-нибудь. Прощай.
– Прощай…
Одарив на прощание улыбкою, разбойница скрылась в ночи… и тотчас где-то за углом, за длинной оградою, заржали кони. Послышался стук копыт…
– Уехала, – улыбнулся князь. – Ну, в добрый путь…
Князь… Аспирант Игорь Викторович Ранчис, петербуржец с литовскими корнями… именно им и был когда-то кунигас Даумантас, псковский князь Довмонт. С помощью языческих литовских жрецов сознание Игоря перенеслось далеко в прошлое, дабы уничтожить проклятье Миндовга, вплотную касавшееся семьи Ранчисов.
Довмонт принял крещение – только имя Христа могло справиться с языческими проявлениями сознания. Только как христианин, Игорь смог сохранить свой разум… ставший частью сознания Довмонта. Навсегда. Без всякой надежды на возвращение. Более того – именно это и сняло проклятье Миндовга. Там, в том мире, все остались живы. И Лаума, сестра, и юная красавица Ольга… невеста… а теперь уже – и жена.
* * *
Кирилл Осетров, верный человек Степана-тиуна, начал свой сыск с небольшого торжища, что притулилось на самом краю Застенья, невдалеке от высокой крепостной стены, выстроенной недавно по приказанию князя и с одобрения веча. Вообще-то во Пскове имелся и большой рынок, где, окромя русских торговых гостей, бойко торговали и купцы из Риги, Ревеля, Дерпта. На запад из Пскова шли караваны с мехом, медом, воском, кожей, щетиной, салом, льном и многим другим. Иноземные же купцы везли в Псков золото, серебро, медь, олово, свинец, сукно, полотна, драгоценные камни, вина, пергамент… Но это все – большая ярмарка, далеко не каждый день бывала. На каждый же день – вот, торжище. Кому пироги, кому квас, кому зелень. Уже и ягоды и первые грибы пошли – ими торговали мальчишки. Просили недорого, Кирилл остановился прицениться, завел разговор.