Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне все равно какой это стиль или манера исполнения, если она пробирает — это моё.
Потом мы переехали в бабушкину квартиру возле моей работы, и "Зачем тебе тачка?" подтолкнуло к отказу от единственного места, где я чувствовала, что ни от кого не завишу.
Выдыхаю...
Но тогда, в 18-ь, я ловила от посторонних фразочки "По тебе не скажешь, что ты слушаешь такое."
"Таким" мог быть пигсквилящий мужик под сотню кг с лютой татуировкой, инфантильный мальчик с челочкой, позже кричащий "Верните мне мой 2007" (ха, это был 8-9 год) или даже корейский бойз-бенд с их "Mirotic", не случайно попавший в топ-лист.
Я уже тогда поражала знанием инхейла, пигвойса, песен Кино, Ленона, Бейонсе, французской оперы или Тани Булановой. У-ж-а-с... Тихая мирная девочка, да.
Собственно, даже Тёма о моих вкусах не знал. Ну, я не красила волосы, не прокалывала губу, не пыталась кричать о своей уникальности. Всё это прошло в мои 15, и он их, к счастью, не застал.
Улыбнулась, вспоминая, как в школьной столовой к себе подозвал директор и шепнул "Тебе не идёт", намекая на обалденный пепельно-розовый и треугольник железок в губе. Уши за тридцатник так и не проколола...
А мне, чтоб его, шло! И к 18-и волосы успели отрасти, а пирсинг зажить. Было плевать, но сейчас не об этом...
Мне хватает пять секунд, чтобы понять моё или нет. Редко я прокручиваю до середины.
С ним тоже...
Мне хватило первого взгляда. Он ошибся аудиторией, привлекая к себе всеобщее внимание. И это было ни на что не похоже!
О, помню-помню. В наушники тогда "Papa Roach" как раз проникали с "To be loved", и их "WHOOOA!" была именно в момент моего ядерного взрыва, вышвырнувшего к черту наивные мечты.
"WHOA! I'll never give in
[Эй, я никогда не уступлю!]
And I just wanna be, wanna be loved"
[Я хочу быть, хочу быть любимым!]
Словно мой zoom сместился со всего мира на него, а сердце уже щелкнуло затвор, время замерло, растягиваясь медленно-медленно засевшей в голове песней.
Все слова были бессмысленны.
А он смотрел точно так же. Только не на меня. Рядом, на Whoa-подругу.
Как он шикарно ухаживал, матерь божия! Завидно до сих пор.
Потом это стало привычным... он по уши в мою лучшую, а она просила меня накидать ей музыки потяжелее, чтобы...
Ну, им было о чем говорить между поцелуями.
И радуйся, Светик, что они вместе не один год. Слушай, какой он. И улыбаться не забывай.
Помню, как каждое утро надевала что покрасивее, училась ходить на каблуках и попадала под дождь сердечного ритма, когда его авто проезжало рядом. В одно и то же время, в одном и том же месте на протяжении всех этих лет.
Словно судьба, хоть как её назови.
Доходила до универа, отмахивалась от "Ой, мы тебя не заметили", целовала подругу в щёчку. Все три года, дура... Не важно, дождь, снег или заваленный экзамен.
И почему я была такой добродушной!?
Взяла бы его за тиски и сказала прямо в эти глаза ту самую строчку из "To be loved"! Или что-то типа: Эй, я хочу тебя во всех смыслах, как никого и никогда больше.
Тебя. Да. Вот эти твои клеточки, этот взгляд, длинные пальцы, ямочку и изгиб губ.
И даже сегодня, спустя десять лет, у меня точно также щёлкнул затвор, словно напомнив, что фотоаппарат лишь запылился, но ещё работает. А толку!?
Песня заканчивается на звонке в дверь.
Так поздно и совершенно не к месту может прийти только Тим.
Прохожу мимо зеркала, на миг усмехнувшись отражению:
— Ну, что? Слабо выдержать и не юркнуть в эти семь лет вновь?
И мне и с ним хватило первого взгляда и первых строк в "Beast" у шикарной Мии Мартины, чтобы понять, что:
"Nowhere to run, run, run, come here right now"
Бежать некуда. Эта стеночка, что стоит сейчас за дверью с его любимым тортом в руке, тогда — семь лет назад — заказал у вселенной "нормальную, тихую девчонку", и получил меня...
Желающую наконец переключить свою "To be loved" и смущающуюся от своего первого поцелуя спустя три дня в его машине на его коленях под его недоумение: "Ты никогда так не делала, серьезно?"...
Ставящую в своей голове на эти семь лет белый шум в виде одной единственной мысли: "Что ты с ним делаешь!? Whoa! Зачем!? Ты его никогда не полюбишь, себе не лги. Выйди немедленно".
Только не выходила. Всё на что-то надеялась.
Ну, что там... Торт за дверью?
Ветром и ночной грозой. Соседскими пересудами
Ланочка-Светланочка
Когда я случилась в его жизни, Тим уже был состоявшимся мужчиной, твердо стоящим на ногах. И он брал своё именно этим. Это его козырь, до сих пор подкупающий всех, кто его окружает. А я... А я — девчонка, не умеющая ничего.
У него за плечами неудачная любовь, от которой и появился запрос на "нормальную, тихую", у меня — и так все ясно.
Он из тех, кто не говорит "люблю" — не то из отсутствия любви, не то из уверенности, что это и так понятно.
Наверное, от этого в первые года я и соревновалась с незримым силуэтом его бывшей девушки, пытаясь по наивности заслужить, если не три слова, которые в общем-то не нужны, то хоть похвалу.
Только потом я поняла, что клянись он мне — было бы ещё тяжелее.
Хотя вру, "незримым" тот силуэт стал только после её исчезновения из его жизни. Сколько раз она стучала своим каблуком в дверь, когда мы уже были женаты — даже не перечесть. Сколько раз это вызывало уколы собственничества, Тим же был по праву "моим".
Тимофей тогда пытался быть ласковым, пытался заверить, что у него ничего не болит внутри, заверить, что я его полностью устраиваю. Ну, да, врал сам себе.
Его рассказы били по самолюбию, а оброненное "её я по-настоящему любил" заставляло быть... такой, как ему надо.
— Зато какая у тебя тёща. — В шутку цежу, на что он соглашается, отпивая чай и пытаясь достучаться до моего мозга, мол "Так нельзя, Света!"
Нет, серьезно... За семь лет я слышала "люблю тебя" лишь раз, и да, в постели вовремя момента, когда ему было особенно кайфово. Какая я мерзкая, Боже...
Во мне тогда это ничего не кольнуло, не встрепехнуло, я не