— Думаешь, мы там не дежурили? Да там мышь не проскользнет, не то что мальчишка!

— Не называй его мальчишкой, — переменившись в лице, сказал старик. Виктор взглянул на него и отвел глаза. — Так. Мне нужна вся информация о людях, грузах и кораблях, покидающих Забаву с того самого дня, когда он исчез.

— Это правительственный доступ, отец…

— Ты продолжаешь блюсти их интересы? После того, что они с тобой сделали? Это наш единственный шанс, сын, — то, что я, может быть, его вычислю. Так почему бы нам не попробовать?

4.

Огромный кабинет соответствовал той власти, какой был облачен диктор. Здесь все дышало роскошью и основательностью: пол и стены из модного розового камня с Вансеи, бассейн с живыми рыбками и фонтаном, диковенные черные цветы из пещер Даррада, буйство голографических занавесей на окнах и под прозрачным потолком, дорогие картины на стенах.

Центром кабинета был необъятный рабочий стол и кресло, в котором восседал сам диктор, глава некоего ведомства, грузный холеный мужчина средних лет с проницательными карими глазами. Он только отдал очередное распоряжение, как секретарь вновь обратился к нему:

— Господин диктор, запрашивает канал по связям с общественностью. Сейчас у вас по расписанию час ветеранского доступа. Заявки сделали четырнадцать человек.

— И что этим ветеранам неймется? Вечно клянчат… — раздраженно буркнул диктор. — До них мне сейчас, что ли?

— Общественный департамент будет недоволен, — терпеливо напомнил с экрана секретарь.

— Ну, хорошо… Только один. Первый по списку. Пять минут.

Диктор включил большой боковой экран на стене, встал и подошел к бассейну. В кипящей от струй фонтана воде резвилась стайка изумительных изумрудно-зеленых рыбешек. Чтобы вывести породу с такими рельефными золотистыми султанами и длинными кружевными хвостами геометрических форм, понадобилось немало времени — рыбки стоили баснословно дорого. Диктор выбрал на пульте программу и запустил в бассейн голографического хищника серую безжалостную тень с усеянной острыми зубами пастью. Он жадно смотрел, как рыбки в панике заметались по бассейну. Одна их них, не выдержав напряжения погони, вдруг забилась в воде, дернулась в последний раз и всплыла на поверхность, показав нежное серебристое брюшко.

— Естественный отбор! — назидательно сказал диктор рыбам, убрал программу и повернулся.

Удовольствие от зрелища было испорчено: возникшее на экране лицо не предвещало приятной беседы.

— Никита… — с напускным добродушием приветствовал диктор. — Давно тебя не видел.

— Как говорится, и еще бы столько?

— Ну, зачем ты так?

— Два дня не могу пробиться к тебе, помогли старые связи, — мрачно сказал старик.

— Дела-дела, — развел руками диктор.

— Не догадываешься, о чем я собираюсь говорить с тобой?

Лицо у диктора поскучнело.

— Пять минут. У тебя есть пять минут, чтобы высказаться.

Старик почувствовал, что закипает от гнева, но сдержался.

— Думаешь, я буду сейчас ныть, почему вы так поступили с Виктором? Нет, у нас будет разговор повеселее. — Старик сделал паузу и презрительно произнес, глядя в пустые, холодные глаза: — У меня есть то, что вам нужно.

Он проследил на лице своего собеседника целую гамму чувств, вызванных этими словами: удивление, потом слабую догадку, вспыхнувшую вдруг надежду, недоверие, жгучий интерес и снова недоверие. Когда наконец на этом лице появилось выражение страха, что пообещавший невозможное человек сейчас возьмет и исчезнет, старик усмехнулся и отключил связь.

Он сидел и с удовольствием представлял, как диктор лихорадочно нажимает кнопки, пытаясь выяснить его номер. Через десять секунд запищал зуммер. Старик подождал еще двадцать секунд и включил видеофон. Диктор нервно моргал.

— Что-то ты разволновался, — сказал старик.

— Разволнуешься тут… Я не ослышался, дядя? У тебя есть то, что нам нужно?

— Ты даже вспомнил, что я твой дядя… Жаль, ты не помнил этого, когда увольнял своего брата. — Диктор пытался возразить. — Помолчи! Принцип семейственности доминирует в нашей организации уже шесть поколений, время подтвердило его полезность, и не тебе его отменять! — Старик закашлялся.

— Виктор допустил серьезный промах, очень серьезный, — быстро вклинился в разговор диктор. — Комиссия рассмотрела все обстоятельства этого дела и пришла к выводу, что наказание должно быть суровым…

— Ты вышвырнул моего сына на улицу! После двадцати лет его беспорочной службы!

— Твой сын бездарь! — вскипел диктор.

Старик взял себя в руки.

— Ладно… Знаешь, племянничек, достаточно того, что у моего сына есть отец, который может о нем позаботиться.

Диктор был рад сменить тему.

— Что именно ты нам предлагаешь?

— Главное действующее лицо проекта "Росток".

— Подожди, ты воспользовался информацией, полученной от Виктора? Я не понимаю… Виктор должен был сообщить нам, если знал, где он находится…

— Ага, знал, — подтвердил старик. — Он прятал его под своей кроватью. Может, ты дашь мне сказать? После того, как вы разжаловали Виктора в патрульные, я посчитал справедливым помочь ему. Я взял у него все материалы по этому делу…

— Это незаконно!

— Да плевать мне, что ты об этом думаешь, — спокойно сказал старик. Он намеренно был груб. Пусть вспомнит, каково это, когда тебя унижают. — Я вычислил его. Я знаю, где он находится.

— И ты хочешь сообщить нам это?

— Мечтаю, — с горечью произнес старик.

— Что ты просишь взамен?

Старик написал на листке немыслимую цифру и показал ее диктору.

— Согласен, — быстро сказал тот.

Старик внутренне ахнул.

— Это аванс, — сказал он, улыбнувшись. У диктора вытянулось лицо. Треть всего вознаграждения, — все больше веселясь, добавил старик.

Диктор подскочил в кресле.

— Ты спятил! Ты что, хочешь купить эту планету?!

— Почему бы и нет? Соглашайся, пока я не удвоил сумму. Кроме того, эти сведения интересны не только вам одним.

Диктор откинулся на спинку кресла и сморщился, как от зубной боли. Лицо его пошло красными пятнами.

— Он… еще на Забаве?..

— Так я тебе и сказал.

— Но послушай, дядя, ты продаешь нам кота в мешке! Где гарантия, что мы получим его?

— Я не даю вам гарантии, что вы его получите. Вы платите мне аванс — я сообщаю, где он. Вы находите его, и по контракту я получаю остальные деньги.

— А если его там нет?

— Он там.