— Ну, любовью, предположим, ты занимался не с ангелом, а с земной женщиной Наташей. Просто в образе Наташи был ангел.

— Кстати, а у вас пол есть? Ну там ангел-девочка, ангел-мальчик?

— Нет, — сухо сказала она. — Этого у нас нет. Но, общаясь с мужчинами, я принимаю женский образ, так проще.

— То есть ты могла быть и брюнеткой, и рыжей, и молодой, и старой — любой?

— Да.

— А почему тогда выбрала образ «смазливая блонда»?

— Потому что именно такие тебе всю жизнь нравились.

— Слушай, — продолжал я резвиться, — а ты можешь сейчас стать такой, какая есть? Ну то есть не в образе, а в настоящем виде? Никогда не видел, как выглядят ангелы, да и поверил бы тогда сразу.

Она с жалостью взглянула на меня:

— Лучше не надо. Я, знаешь ли, один раз повелась на такую вот провокацию — вовек теперь не забуду. Один тоже так пристал, мол, покажи да покажи. Я сдуру и показала. И то не себя, а на его глазах просто из женщины превратилась в мужчину. И одним праведником сразу стало меньше. А я очень серьезно получила по голове.

— От кого?

— От кого надо.

Она соскочила с подоконника, потянулась и сказала:

— Пойдем пройдемся? А то сколько можно дома сидеть? Давай, на море сходим!

И мы пошли.

Странно, в рабочий день, посреди недели, пляж был забит. Не так, как в выходные, но все же. Ладно бы пенсионеры с их бесконечными йогой, джоггингом, упражнениями на свежем воздухе и прочими безумствами здорового образа жизни, для которого находится время только на пенсии. Ладно бы владельцы собак, которым непременно надо мчаться с питомцами вдоль прибоя, поднимая брызги и искоса поглядывая на остальных: оценили ли красоту любимца? Но откуда все эти юные мачо с накачанными бицепсами и кубиками мышц на загорелых прессах? Эти прелестницы с круглыми бюстами и плоскими животиками? Они-то откуда? Где они все работают?

Впрочем, кто бы говорил. Мой служебный мобильник, поди, завален звонками из родного офиса, на звонки никто не отвечает — и теперь (мне хотелось бы так думать) все работники офиса взволнованно бегают, время от времени вопрошая друг друга: «Может, с ним что-то случилось?!» Или им ответила жена, и они опять же бегают и вопрошают, но уже по другому поводу.

А я вот он — на море. С очаровательной девушкой, которой никак не соответствую своим обликом, что заставляет прохожих с интересом оборачиваться нам вслед. С интересом и завистью. Приятно.

Мы брели с Наташей вдоль кромки берега, шлепая босыми ногами по воде, и продолжали все тот же разговор, в реальность которого я никак не мог поверить.

Ну, поставьте себя на мое место. Вы бы поверили? Ни хрена бы вы не поверили в этот мистицизм, в это мракобесие и вообще в этот бред. Объяснений могло быть только два: или она не вполне нормальная девушка с богатой фантазией и от нее надо срочно бежать, или я сам тихо двинулся мозгами и слышу не то, что мне говорят, а что-то свое. И это тоже не радует. В общем, бежать надо было по-любому. Оставалось понять куда. С этим было сложнее, поэтому я, хочешь не хочешь, а слушал, что она мне щебетала девичьим своим голоском, отчего ощущение становилось еще более ирреальным.

— Ты, друг мой милый, можешь, как все интеллигенты, считать себя скептиком и циником, но все равно где-то глубоко внутри тебя, как и у всех вас, сидит маленькая, сморщенная, забитая и крепко-накрепко запертая на семь замков надежда на чудо. Вы никогда не признаетесь, что покупаете лотерейные билеты, но будете их покупать — а вдруг? Вдруг этот самый единственный билетик, который я куплю, и будет выигрышным?! Миллион, нет, десять миллионов! Что, не так? Да так, так. Но вы никогда не выигрываете, и знаешь почему? Потому что вы не верите, что выиграете.

Вот скажи, ты когда-нибудь слышал, чтобы в лотерею выиграл профессор? Писатель? Актер? Нет. А почему? Все потому же: они все такие интеллигентные и культурные, такие образованные, что просто даже как-то неудобно верить в такую хрень, как лотерея. Вот и не выигрывают. А безработный и необразованный марокканец с двенадцатью сопливыми детьми, долгом в банке и описанным имуществом в анамнезе — выигрывает. Знаешь почему? Потому что он — верит, потому что у него нет другого выхода, кроме как истово и безоглядно верить в тот лотерейный билет, который он купил.

— Ну, милая моя, — ответил я в тон ей, — это слишком банально. Вера величиной в горчичное зерно может сдвинуть с места гору. Это я тоже читал. Ты пытаешься убедить меня в том, что ты, женщина, которая сегодня ночью так орала от удовольствия, что на самом деле ты есть бестелесный и бесполый ангел? Кто в это во все поверит? Уж не я, это точно.

— Понятно. Тебе, как и всем остальным, нужно доказательство. Нет проблем. Между прочим, чудеса, совершаемые хранителями праведников, всегда совершались с одной-единственной целью — доказать.

Она поболтала напедикюренным пальчиком в воздухе, чтобы стряхнуть прицепившуюся ракушку. Красивая, зараза! И эти движения, такие женственные… Да какой она ангел?.. Нормальная симпатичная девчонка.

— Давай, превратись на моих глазах в лягушку, а потом обратно в Василису Премудрую, — пошутил я.

— Нет, — на полном серьезе ответила она. — Нельзя. Тогда ты точно с ума сойдешь, я ж тебе рассказывала. Нам после того случая запретили.

— А что тогда можно?

— Да все можно, собственно, ограничений не так много. Вон, на горизонте грузовой корабль, видишь? Хочешь, утоплю? Ты только скажи, и сейчас, прямо на твоих глазах, он пойдет ко дну.

— А можно что-нибудь менее кровожадное? Скажем, сейчас мы дойдем до банкомата, проверим — и у меня на счету круглая сумма?

— А ты чем проверять собрался? Карточки остались у жены.

— Ты что, не можешь мне сделать карточку?

Она внимательно посмотрела на меня и хмыкнула:

— Господи правый, все время одно и то же, одно и то же. Единственное чудо, которое вас интересует, — это деньги на счету. Тоже мне, чудо. Никакой фантазии.

— А что б ты хотела? Чтобы я попросил мир во всем мире?

— Нет, но хоть что-то не такое банальное и даже пошлое, я бы сказала.

Я обиделся:

— Ну да, для вас деньги — это пошлость. А мы, знаете ли, на них живем. Кушаем, знаете ли, а если не будем кушать — то помрем-с. Смертные, что с нас взять!

— Ладно, не злись, просто у меня, знаешь, сколько такого в жизни было, — сказала она, протягивая мне невесть откуда взявшуюся пластиковую карточку.

«Сколько?» — хотел я спросить, машинально принимая цветной прямоугольник, но потрясенно замолчал.

На кредитной карточке платинового цвета были выдавлены мои имя и фамилия, номер счета, срок действия и прочие реквизиты. Моей эта карточка не могла быть по определению, потому что, по тому же определению, у меня не могло быть платиновой кредитной карточки. У меня и обычную-то время от времени отменяли за превышенный овердрафт.