— Привет, — перебиваю я. — Я Нэнни. Собственно говоря, я присматривала за девочками Глисонов. Кажется, они жили рядом с вами.

Приподняв брови, Алексис окидывает меня оценивающим взглядом:

— Вот как… няня? Верно, — бормочет она, прежде чем ретироваться за свою парту.

Я отключаюсь от назойливой, бессмысленной трескотни женщин, чтобы пробежать глазами объявления, вывешенные другими нянями:

Приходящая няня нуждается в детях.

Очень любит малышей.

Пылесосит.

Я смотреть за вашими детьми.

Много лет работы.

Вы мне звонить.

Доска до того пестрит листочками, что я, борясь с угрызениями совести, прилепляю свой лист поверх чьей-то розовой бумажки с нарисованной фломастерами каймой, но при этом честно стараюсь убедиться, что закрыты только маргаритки, а сама информация осталась нетронутой.

Жаль, что я не могу объяснить этим женщинам простую истину: секрет объявлений кроется не в украшательстве. Все дело в пунктуации: главное — побольше восклицаний. И хотя мое объявление представляет собой скромную карточку три на пять и даже без ухмыляющейся рожицы, я щедро усеяла его восклицательными знаками, заканчивая описание каждого из своих завидных качеств обещанием сияющей улыбки и непоколебимой положительности.

Няня на старте!

Выпускница школы Чапина свободна по будням

(неполный рабочий день)!

Превосходные рекомендации!

Специализация в области дошкольного воспитания! (NYU)[11].

Единственное, чего мне не хватает, — летающего зонтика.

Я наскоро проверяю орфографию, застегиваю рюкзак, прощаюсь с Алексис и, бодро спустившись по мраморным ступенькам, окунаюсь в несусветную жару.

Бреду по Парк-авеню. Солнце все еще не поднялось настолько чтобы положить конец параду колясок. Я прохожу мимо множества маленьких человечков, обливающихся потом на своих липких сиденьях. Беднягам до того жарко, что они на время забыли о своих обычных дорожных спутниках: одеяльцах и игрушках, засунутых в боковые карманы колясок. Я не выдерживаю и хмыкаю при виде малыша, который небрежно отмахивается от протянутой коробки с соком, словно хочет сказать: «Сейчас мне не до этого!»

Остановившись на переходе из-за красного света, я лениво разглядываю магазинные витрины — глаза Парк-авеню. С точки зрения плотности населения — это Средний Запад Манхэттена. Все, что высится надо мной, — комнаты, комнаты и комнаты. И все пустые. Туалетные, гардеробные, музыкальные, гостевые, и где-то в вышине, правда, затрудняюсь сказать точнее, кролик по имени Артур имеет шестнадцать квадратных футов в полном своем распоряжении.

Я пересекаю 72-ю улицу, прохожу под сенью голубого навеса Поло-Мэншн и сворачиваю в Центральный парк. Помедлив перед детской площадкой, где неугомонные ребятишки из кожи вон лезут, несмотря на жару, я достаю из рюкзака бутылочку воды. Как раз в эту самую минуту что-то врезается мне в ногу. Я опускаю глаза и хватаю нарушителя покоя — старомодный деревянный обруч.

— Эй, это мое!

Малыш лет четырех скатывается с пригорка, где чуть раньше вместе с родителями позировал для портрета. Его матросская шапочка катится по траве.

— Это мой обруч! — объявляет он.

— Ты уверен?

Он озадаченно смотрит на меня.

— Похоже на колесо от фургона. — Я верчу обруч в руках, возношу его над белокурой головкой. — Или на нимб? А может, на большую пиццу?

Протягиваю обруч мальчику, знаком показывая, что тот может его взять. Он широко улыбается мне и стискивает обруч.

— Ты глупая!

И тащит игрушку обратно на пригорок, не обращая внимания на мать, наклонившуюся, чтобы подобрать шапочку.

— Простите, — говорит она, стряхивая пыль с возвращенного трофея, — надеюсь, он вас не побеспокоил?..

Она прикрывает ладонью светло-голубые глаза.

— Нет, что вы, вовсе нет.

— Ой, ваша юбка…

Она с ужасом смотрит вниз.

— Ничего страшного, — смеюсь я, смахивая следы, оставленные обручем. — Я работаю с детьми, так что привыкла ко всяким неожиданностям.

— О, правда?

Она поворачивается спиной к мужу и белокурой женщине, стоящей чуть в стороне от фотографа с коробкой сока для мальчика. Няня, так я полагаю, где-то поблизости?

— Понимаете, семья уехала в Лондон на лето, так что…

— Мы готовы! — нетерпеливо окликает отец.

— Иду! — весело отзывается она и снова оборачивается ко мне. — Видите ли, — объясняет она, понизив голос, — нам как раз необходима женщина, которая согласилась бы помочь, хотя бы неполный день…

— В самом деле? Неполный день — это замечательно, потому что у меня в этом семестре большая нагрузка…

— Как с вами связаться?

Я роюсь в рюкзаке, пытаясь выудить ручку и обрывок бумаги, на котором и пишу номер телефона.

— Вот… готово!

Я отдаю ей ключ, и она незаметно сует его в карман платья, прежде чем поправить головную повязку в длинных темных волосах.

— Превосходно, — любезно улыбается она. — Была рада познакомиться. Я позвоню.

Она делает несколько шагов вверх по склону и тут же останавливается.

— О, до чего же глупо с моей стороны! Я — миссис N.

Я возвращаю улыбку, прежде чем женщина успевает занять свое место в затеянной фотографом живой картине. Солнце пробивается сквозь листву, бросая рябую тень на три силуэта. Ее муж, в белом костюме из ткани в крепированную полоску, величественно возвышается посредине, опустив руку на голову сына. Жена жмется к нему.

Блондинка выступает вперед с расческой, и малыш машет мне рукой, заставляя ее повернуться и проследить за его взглядом. Пока она подносит руку к глазам, чтобы получше меня разглядеть, я показываю ей спину и продолжаю свое путешествие через парк.

Бабушка приветствует меня в дверях. Сегодня на ней полотняный китель в стиле Мао Цзэдуна и жемчуга.

— Дорогая! Заходи! Я как раз заканчиваю свои тай-чи!

Она целует меня в обе щеки, крепко обнимает и качает головой:

— Солнышко, да ты вся мокрая! Хочешь принять душ? Нет ничего лучше, чем слушать, как бабушка перечисляет все прелести современного быта.

— Может, просто холодное обтирание?

— Я знаю, что тебе нужно.

Она берет меня за руку, сплетает свои пальцы с моими и ведет в ванную комнату для гостей. Я всегда любовалась, как маленькие лампочки антикварной хрустальной люстры освещают мебельный ситец глубокого персикового цвета. Но мои любимицы — бумажные французские куклы в рамках. В Детстве я устраивала под раковиной салон, для которого бабушка поставляла не только настоящий чай, но и темы для бесед с моими прелестными французскими гостьями.