наливаю в маленькую рюмку густую зелёную жидкость под названием «абсент Xenta», опустошаю рюмку двумя глотками. Ещё не понимаю — хорошо мне или плохо, но уже слышу Энди, который орёт, что я — истеричная алкоголичка и дура. Через мгновение чувствую, что абсент рождает волнение. Из-за воплей мужа не решаюсь налить вторую рюмку, хотя я не прочь бы выпить ещё. Энди продолжает надрываться, именуя меня безумной африканской обезьяной.

— May be yes, — говорю ему, — ты даже можешь выебать свою африканскую обезьяну. Если хочешь. Ты знаешь: всё в твоих руках, и даже я. Но потом надену на тебя пояс верности. Тебе придётся его носить, ведь правду узнать никогда нельзя.

— Почему же нельзя?! Я правда люблю тебя и готов быть только с тобой. Правда! — с жаром восклицает Энди.

— Знаю я все твои истории про правду. Они сродни известной притче. Помнишь? После долгих поисков он её нашёл, ей оказалась старая уродливая женщина. «Скажите, вы — Правда?» «Да», — кивнула старуха. «Что можно рассказать о Вас стране и миру?» Старуха осклабилась: «Сообщи им, что я молода и красива».

Выдав эту тираду, иду в спальню, надеваю длинное белое платье, специально купленное для поездки в Найроби. Чувствую запах новой вещи. Я безумно люблю новьё: не суть важно, что это — новая квартира, новое авто, мобильник, или новое платье, как сейчас. Запах новой вещи ни с чем не спутаешь. Я вообще не понимаю людей, которые покупают подержанное имущество. Как можно пользоваться автомобилем или смартфоном, что раньше были у других хозяев?! А уж про арендную одежду, что сейчас стало модным, я и вовсе не говорю. Это всё равно, как если б пользоваться чужой зубной щёткой.

Смотрюсь в зеркало, поправляю волосы, новенькое платье придаёт уверенности. Возвращаюсь в гостиную. В углу без звука работает телевизор. Энди сидит на прежнем месте в большом кожаном кресле. Думаю, что супруг ещё не догадывается о предстоящем. Подхожу, расстёгиваю его брючный ремень; Энди сидит, как застывший манекен. Осёл! Сдёргиваю с манекена одежду, нежно занимаюсь его balls; вначале должна быть нежность, это потом может появиться неистовство, грубость и жестокость. По мне так контрастный душ — куда лучше монотонных струй.

Поднимаю подол платья, становлюсь на колени и беру в рот. Мне нравится солоноватый вкус его пениса…

* * *

Когда всё закончилось, надеваю ему пояс верности, защёлкиваю замочек. Он молчит, вперив взгляд на картинку в немом телевизоре. Потом дико орёт: «Джей! Можешь ты убрать из нашей гостиной этого чёртова альфа-стерха?!»

Поворачиваю голову. На картинке в ящике показывают нынешнего русского царя.

— Ну, милый, — говорю голосом сладким, как мёд, — почему ты не любишь своего царя?

— Джей, ты недоразвитая мартышка! — рычит он. Одевается, с ненавистью смотрит на меня. — Своим умом слабоумной обезьяны ты не в силах понять, что в России нет царя. То, что есть, именуется по-другому. Ты ещё не забыла свои любимые dirty words in English? если не забыла, тогда поупражняйся в точных названиях.

— Ага, милый, я так и сделаю… но сначала потренируюсь на тебе, поскольку ты грубишь своей единственной жене. К тому же я ещё не секла мужа, закованного в пояс верности. А это большое упущение.

— Не хочу я никакой порки! — визжит этот осёл.

— Когда леди Наталья секла — ну тогда, в самый первый раз — ты умолял её не спускать с тебя штанишки. Помнишь? Очень жалобно просил, я стояла под дверью и всё слышала. Но леди Наталья — строгая госпожа и тебе пришлось вилять перед ней голой попкой. Я — твоя нежная жена и готова разрешить тебе остаться в поясе, — издевательски заявляю ему.

Поскольку супруг притих и молчит, я продолжаю словесное teaching:

— Сегодня даже не стану связывать тебе руки, привяжу только левую. Правой будешь записывать в блокнот число ударов. Столбиком. Как тебе такая идея?

В ответ Энди разражается площадной бранью.

— Милый, ты сегодня груб и не сдержан. Пойдём! — нежно обнимаю супруга и веду в тёмную комнату, где у нас стоит дубовая скамья для наказаний. Войдя, включаю светильники. Скамья застелена чёрной простынёй. «На чёрном тело Энди будет выглядеть особенно эффектно», — мысленно говорю сама себе.

— Я положу мягкую подушку тебе под живот, чтобы не сломался пояс верности. Давай, ненаглядный мой! Это неотвратимо! Так, кажется, ты изволил выражаться, когда я была твоей рабыней?

Смотрю на него как удав, увидевший кролика. Он молча подчиняется, раздевается догола и ложится на скамью попой вверх. Как и обещала, кладу ему под живот подушку; потом привязываю, стараюсь сделать это красиво; правую руку Энди оставляю свободной, рядом кладу раскрытый блокнот и карандаш. Минуту жду. Он подавленно молчит и отводит глаза.

Снимаю со стены широкий ремень. В секс-шопе на ценнике было написано, что это prison strap. Со всей силы луплю по ягодицам мужа. Он орёт уже после третьего удара, но исправно записывает в блокнот каждую очередную цифру.

— Молодец, умный мальчик, — говорю ему, подражая своей подруге Наталье.

Продолжаю teaching. Балдею от его виляния попкой под ремнём. Решаю продлить себе удовольствие. Улыбаюсь. Тоном школьной учительницы объясняю мужу:

— Взрослый парень, как ты, не должен столь бесстыже вилять попкой, это неприлично. В Натальином салоне тебя же учили целомудренно поднимать ягодицы перед ударом, не так ли? — вежливо вопрошаю и луплю ремнём с удвоенной силой.

— Ты стерва!!! — вопит Энди.

Беру его письменные принадлежности, переворачиваю страницу в блокноте, пишу: «За дерзость жене всегда будет следовать безжалостное наказание. Шкуру спущу!» Возвращаю мужу блокнот и карандаш, говорю:

— Дружок, я приучу тебя поднимать попку и записывать число ударов, а грубить жене наоборот отучу. Понял?

После чего деру его до тех пор, пока не просит прощения и не говорит, что я лучшая жена на свете. Смотрю в блокнот. Числа, которые записывал Энди, занимают три столбца. Наказывать мужа — это тоже искусство.

После порки Энди больше не выказывает превосходства надо мной и старается исполнить все мои желания. То-то же, тембо! Такой он мне офигительно нравится. Решаю сказать ему всю правду:

— Любимый! Когда в моё отсутствие тебе надоест ходить в поясе верности, зайди в Натальин салон. Госпожа Оливия сделает chastity massage и снимет твой пояс.

Я всегда забочусь о муже, хотя порой, своеобразно. И не думайте, что моё место в доме ку-ку. Сумасшедшие женщины — те, которые не воспитывают своего мужа. Они готовы упасть в обморок от того, что я здесь сочинила; тогда пусть сидят в своих норах и превращаются в одиноких старух.