Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она щупает кулон — хрусталь и бриллиантики, — что поблескивает на лифе черного шелкового платья, и говорит: пора бы им уже знать, она всегда старается принести гостинцев в те дни, когда ходит в банк и разговаривает там с маменькиными сынками, у которых эти их манеры.
Род замечает, просто не может не заметить, что русских шарлоток только три. Он замечает, что мать с дедушкой тоже заметили. Он видит, что и бабуля замечает, как он, мать и дедушка это заметили. Он замечает, что бабуля вначале напяливает озадаченную маску, а сразу после — внезапное понимание. И Род сознает — это недобрый знак.
Роду, видимо, на этот раз придется обойтись без русской шарлотки, грустно говорит бабуля, его же беспокоит больной зуб. От сладостей очень, очень сильно болят испорченные зубы. Как всем известно.
Новость о больном зубе поражает Рода, но секунду спустя он почти уверен в его существовании. Больной зуб, его испорченный, гнилой зуб, что горит и дергается при одном упоминании сластей! Ох, этот зуб! Род кривится и кончиком языка ощупывает десны и нёбо.
А еще:
(Итальянские пирожные с кремом из «Лофта», бедный Род, так страдает от уродливых гнойных прыщей, угрей, фурункулов, даже карбункулов Ванильное, шоколадное, клубничное мороженое от Арнольда, бедный Род, холод так пагубен для его распухших больных аденоидов, забитых пазух, воспаленных гланд, аппендикса, носа, ушей, глаз, кожи на голове, языка, всего тела; все тело будет страдать, содрогаясь в агонии обреченного язычника, если Род съест хотя бы ложку мороженого, — это всем известный факт. Горячий шоколад зачастую весьма опасен, и лимонад тоже. Кокосовые плюшки, булочки с корицей, сдобные булочки — все они так или иначе незримыми опасностями грозят здоровью и благополучию Рода.)
Род остается рисовать за кухонным столом, а бабуля, дедушка и мать молча доедают русские шарлотки. Он с придыханием насвистывает, потом напевает, потом равнодушно зевает и идет к раковине за стаканом воды. Род говорит бабуле, что будет очень осторожен с водой, не станет пить слишком холодную. Из-за больного зуба. Он раздумывает, поблагодарил ли бабулю за ее заботу о его гнилом зубе, за то, что уберегла его от русской шарлотки. Она могла и не предупредить насчет зуба, легко же забыть. Род благодарит бабулю на тот случай, если этого не сделал. Раньше.
(Спасибо ей за то, что он не ест итальянские пирожные с кремом, ванильное, шоколадное и клубничное мороженое, не пьет горячий шоколад и лимонад, не ест кокосовые плюшки (о!), булочки с корицей (о-о!) и сдобные булочки (ой!).)
Бабуля смотрит на Рода мрачно и задумчиво. Его худое, глупое, грубое лицо — сама невинность. Бабуля вроде прикидывает, не могло ли так случиться, что у маленького чертенка и впрямь болит зуб. Возможно ли? Невозможно! Это бы означало, что… Бабуля хмурится и доедает последний кусочек шарлотки. Род пьет воду и возвращается к столу. Бабуля недоуменно ему улыбается, и он улыбается в ответ.
Интересно, бабуля действительно считает, что у него болит зуб? С нее станется. Его немного мучит совесть, он опасается, что зря дразнил бабулю с холодной водой. А вдруг бабуля по правде тревожится из-за его зуба?
Бабуля доводит до его сведения, что вечером он может и десерт пропустить. Береженого бог бережет, к тому же, будет шоколадный пудинг. Она дергает Рода за мочку уха, не очень сильно, и поясняет, что лишняя осторожность не повредит, если дело касается больных зубов. Род глядит ей в лицо. Теперь он понимает.
Восемь
Рана ужасна. Неважно, как, где и когда Род ее получил, с кем из уличных подонков шлялся.
Рваная дыра на колене, окровавленная плоть полна камушков, грязи, машинного масла и заноз; глубокая колотая рана под мышкой — упал на ржавый штырь; на лбу сине-багровая шишка, в центре ее — сгусток черной крови.
Неважно, какова рана.
Мистер Блюм сказал, у Рода может быть тризм, говорит мать. Она прибавляет, что забыла спросить у мистера Блюма о заражении крови, но думает, что заражение крови и тризм — одно и то же. Бабуля говорит, что мистер Блюм думает, будто все знает, но он просто еврей-аптекарь, только и всего.
Сзади на ноге, от ягодицы до колена у Рода глубокий, рваный рубец после того, чем он там занимался где-то на крыше с бог знает какими тупыми ирландцами и подонками-итальяшками, которых называет друзьями, только где же теперь эти расчудесные друзья?
Заражение крови, инфекция, гангрена. Мистер Блюм сказал, Роду нужно срочно показаться врачу и сделать прививку от стобняка, говорит мать. Бабуля отвечает, что стобняк — это не тризм, а болезнь, вроде свинки. А мистер Блюм сказал, что тризм и стобняк одно и то же, говорит мать.
Неважно.
Важно, что Род очень расстроил дедушку, и тот не сможет пойти в парк и посмотреть софтбол. Бабуля говорит, что несчастный дедушка останется дома, он ведь не может спокойно смотреть игру из-за Рода, его разгильдяйства и стоб-нячного тризма, глупый неуклюжий мальчишка, кретин дубоголовый! Будь она проклята, ругается бабуля, если забудет о деньгах, которые дала матери, — и она тычет пальцем в мать, как та расстроена, как она с утра будто на десять лет постарела, — будь она проклята навечно, если забудет про деньги, что переводит какому-то еврейскому лекарю за прививку от стобнячного тризма, да никогда в жизни.
Мать плачет, пытается причесаться, немного подкрасить губы и подрумянить щеки, сжимая деньги в руке. Штаны, рубашка, носки и волосы Рода в крови.
Неважно.
Хорошо этому богатому жиду Блюму, продолжает бабуля, и его подельнику с маленькими усиками, думает, он с этими усиками — вылитая любимая лошадь Астора, Финк, вот как его зовут, — им-то хорошо говорить, что мать должна отвести мальчишку к врачу, еще бы, они же не свои деньги на ветер выбрасывают. Бабуля говорит, что ничуть не удивится, если этот доктор Финк — кузен Блюма, ради Иисуса, знаем мы евреев.
Неважно.
Выбитый зуб, разбитая губа, разодранное ухо, занозы, кровь и гной.
Дедушка, замечает бабуля, даже небольшой стаканчик виски не может себе позволить из-за всей этой суеты и расходов. Она говорит, что если и не показывает этого наподобие некоторых, которые, дрожа и рыдая, бегают ко всем за советом, умоляя дать денег, ради которых дедушка и так вкалывает до полусмерти, даже если она не