— Этот тип нравится мне все больше и больше, — добавил Дюген.

— Почему?

— У него два паспорта. Французский и американский. Согласись, не каждый парижский садовник может этим похвастаться.

На улице Шан-де-Л'Алуетт охранник, стороживший вход в Гостиницу искусств, сообщил им о набеге журналистов. Большая часть своры уже рассеялась, но самые упертые засели в кафе.

— Не пускай посторонних и проверяй документы у постояльцев, — приказал ему Дюген.

Настроение у директора было мрачным, под стать общей атмосфере, он жаловался, что нашествие журналистов подмочит репутацию его заведения.

— Директор Гостиницы искусств должен быть не робкого десятка, — с самым невозмутимым видом бросил Дюген. — Какой номер?

— Двадцать третий.

Комнатенка унылая, последний раз ее красили, вероятно, по случаю Освобождения: единственным ярким пятном здесь был CD-плеер ядовито-оранжевого цвета. Дюген и Николе поздоровались с лейтенантом Мутен и сотрудником Службы криминалистического учета, снимавшим отпечатки пальцев. Дюген отметил, что Мутен не пришла в восторг при виде Николе, изображавшего рыбу-прилипалу. Она была в своем неизменном пальто, волосы стянуты в пучок, округлявший лицо. Единственная женщина-офицер в отделе, она злилась на Николе: он был моложе и не меньше ее мечтал о повышении. Здоровая конкуренция, в который раз подумал Дюген.

— Ты это имела в виду? — спросил он, указывая на крафтовский конверт на кровати.

— Да, шеф. Я нашла его в ванной, за водопроводными трубами.

— Сколько?

— Десять тысяч евро. Бумажками по пятьдесят. На всякий случай я послала запрос, чтобы проверили номера банкнот, может, это добыча налетчиков. Но есть кое-что еще.

Дюген и Николе натянули перчатки и стали изучать протянутые им фотографии. На них была изображена жертва, участвующая в выступлении своей группы «Вампиреллас».

— Лежали за плинтусом. Обычное дело.

— Даже слишком, тебе не кажется?

— Так я и подумала, шеф.

— Фото цифровое. Заметны пиксели, — вмешался Николе.

— Глянцевая бумага «Epson», — добавил Дюген, — а на обороте нет номера. Распечатано в домашних условиях.

— Здесь нет ни компьютера, ни принтера, — возразила Мутен.

— А те, что в гостинице? — спросил Дюген.

— Я проверил, они не подходят.

— Он ведь мог распечатать фотографии у сообщника, — продолжал Николе.

— Среди членов общины Лу Неккер, художников и артистов, полно графиков и фотографов. Я пошлю кого-нибудь осмотреть их оборудование.

— А я, шеф? — спросила Мутен.

— А ты разведаешь обстановку в Монсури. Я хочу знать, чем занимается эта орава садовников. Кто-то из них наверняка дал журналистам адрес гостиницы.

Она лишь слегка сжала челюсти. Дюген восхитился ее выдержкой. Мутен любила заниматься чем-нибудь вещественным и терпеть не могла переливать из пустого в порожнее. А это задание грозило затянуться.

— Будешь изображать из себя натуралистку и понаблюдаешь за этими пташками в их естественной среде, — добавил он с легкой усмешкой. — Все ясно?

— Яснее некуда, шеф.

— Еще что-то?

— Паспорта, о которых я вам говорила. Если он действительно американец, то родился в Луизиане и проживает в Новом Орлеане. А к стене была прикреплена вот эта афишка.

Дюген прочел вслух:

— «Качественный массаж на улице Дезир. Гарантирую релаксацию, разумные цены и хорошее настроение! Профессиональная массажистка, владею всеми видами массажа: ши-тцу, балийский, калифорнийский, тайский…»

— Надо полагать, у него был стресс, — заметил Николе.

— Вызови-ка ты мне эту чудо-массажистку, мастерицу на все руки. Прежде чем наш клиент сам не поговорит с ней по душам…

Дюген приподнял два диска, оставленных рядом с оранжевым проигрывателем: на первом один из «Братьев Невилл» сражался на дуэли с самим Отисом Реддингом, а другой диск — в коробочке без названия. Он сунул их в карман.

— Что касается разговора по душам, нас ждет ночной портье, — сказала Мутен.

Дюген и Николе спустились вниз к стойке, чтобы допросить некоего Карлоса. У него был помятый вид, как у человека, которого оторвали от заслуженного сна. Дюген попросил директора принести крепкого кофе, тот неохотно обслужил своего ночного портье. Дюген дал Карлосу отпить глоток, прежде чем приступить к допросу:

— Вы видели этого постояльца вчера вечером?

— Да, он вернулся около двадцати двух тридцати.

— Во времени вы уверены?

— Только что началось «Очевидное-невероятное».

— Как он выглядел?

— Пьяный в дымину. Заговаривал со мной. Первый раз на него такое нашло. «Как дела, дружище Карлос, тебе не скучно здесь одному перед телевизором?» и все в том же духе. Поднимаясь по лестнице, он шумел и даже пытался петь. Постояльцы потом жаловались. Я попросил его успокоиться. У меня душа в пятки ушла, этакий здоровенный детина…

— Он выглядел угрожающе?

— Береженого бог бережет. Сами видите.

— Он на вас напал?

— Нет, но он же удрал.

— У него был с собой мешок, чемодан?

— Нет, ничего такого.

— А как он был одет?

— В зеленый рабочий комбинезон, зеленую майку садовника и просторную клетчатую рубаху.

— А пластикового пакета не было?

— Я ничего не заметил.

— Он сказал, куда идет?

— Нет. Да он и не вернулся.

* * *

Стоило Дюгену и Николе выйти из гостиницы, как на них набросилась шайка журналистов и фотографов.

— Связываете ли вы убийство в Монсури с задушенной женщиной, найденной в парке Ситроена? — прокричал Морешан из телерадиокомпании RTL, обладатель самого красивого и зычного голоса среди своих коллег.

Остальные заговорили хором, и их вопросы слились в невыносимую какофонию, а Дюген и его лейтенант оказались прижатыми к машине.

— Дайте нам пройти, — приказал майор. — Благодарю, и счастливо оставаться!

Они сели в служебный «рено» и отъехали под перекрестным огнем фотовспышек.

В комиссариате Людовик Николе, не теряя времени, позвонил в США. Саша Дюген отпер ящик стола и достал обе папки. В первой было собрано все, что удалось раздобыть по делу Лу Неккер. Во второй — копии документов, связанных с расследованием убийства в парке Андре Ситроена, предоставленные комиссариатом Одиннадцатого округа. Некоторое время он просматривал их, потом вспомнил о дисках, лежавших у него в кармане. Отис Реддинг, «Братья Невилл». Великие музыканты из Нового Орлеана. Отличный выбор, подумал он. Выбор человека, который не изменил музыке родного края. Он поднялся, чтобы вставить в музыкальный центр безымянный диск. Послышался энергичный рок, начинавшийся дуэтом гитары и бас-гитары. Затем вступил голос. Голос девушки, готовой отдать все, что у нее есть.