— Вам знаком некий Бернар Морен?

— Нет.

— А Брэд Арсено?

Ингрид не смогла обуздать свои чувства. Брэд, магнолии, Великан, попугаи, рыбалка в протоке. Вот уже больше года она не получала от него никаких известий.

— Да, я знакома с Брэдом… Мы встретились в Новом Орлеане.

— Когда?

— Лет четырнадцать назад.

— Как он там оказался?

— Он там родился.

— Род занятий?

— Садовник.

— Как же вы с ним познакомились?

— Брэд спас мне жизнь. Двое мерзавцев напали на меня. Он остановил их и вызвал полицию.

— Когда вы видели его в последний раз?

— Больше десяти лет назад, когда вернулась с родителями в Калифорнию. После урагана Катрина и всех разрушений я пыталась узнать, как там Брэд.

— И что же?

— Ничего. У меня в Луизиане не осталось знакомых, так что обратиться было не к кому.

— Но до Катрины вы поддерживали с ним связь?

— Время от времени я посылала ему мейлы.

— А точнее?

— Два-три раза в год.

Но с чего вдруг парижский легавый интересуется американским гражданином, к тому же безобидным садовником? И кто такой этот Бернар Морен? Ингрид почувствовала растущее раздражение.

— Вашу афишку обнаружили в его гостиничном номере. Приколотую к стене. Она была там чуть ли не единственным украшением.

— Брэд живет в Париже?

— С августа, по словам директора гостиницы. А вы и не знали?

— Вы хотите сказать, после Катрины?

— Браво, быстро соображаете. Очевидно, именно ураган пригнал его к нашим берегам.

— В чем же вы его обвиняете?

— Да так, сущие пустяки. Например, приобретение поддельных документов.

— На имя Бернара Морена?

— Вот именно. И нелегальная работа садовника, причем на мэрию. Наглости ему не занимать.

— Он говорит по-французски? А я и не знала.

— И так хорошо, что товарищи ничего не заподозрили. Но это только цветочки.

Она видела его всего несколько минут, но уже терпеть не могла.

— Арсено снова снялся с якоря, — продолжал Дюген. — Мы не знаем, какой ненастный ветер унес его на этот раз, зато нам известно, что он оставил после себя подарок.

— Какой же?

— Труп.

Провались сейчас ее сердце в башмаки, ей и то не было бы так худо. Дюген уселся за письменный стол. Николе оседлал один из стульев. Они молча уставились на нее, словно ни на секунду не поверили в ее испуг.

— О чьем трупе речь? — спросила она нервно.

— Молодой женщины. Найдена задушенной несколько дней назад.

— Как задушенной?

— Пластиковым пакетом. Медленная и мучительная смерть.

— Медленная и мучительная… — пробормотала Ингрид, чувствуя, что бледнеет.

Ей казалось, что своими суровыми взглядами они пытаются пробуравить ей череп. Дюген в медленном, навязчивом ритме вертел ручку.

— Убита на рассвете, — уточнил он ровным голосом. — Вы разве не читали в газетах?

— No.

— Странно, журналисты подняли шум из-за этой истории.

Она чуть было не принялась оправдываться, объяснять, что узнает новости из англоязычных газет в Интернете, но передумала. Пусть она выбита из колеи, но не настолько, чтобы позволить издеваться над собой заносчивому цинику и мрачному недоноску.

— Где ее нашли?

— В парке Монсури. Там, где работал ваш приятель и соотечественник. Пока не испарился.

— Погодите-ка! А доказательства у вас есть?

Он лишь вздохнул, не сводя с нее пристального взгляда.

— Брэд лучше всех на свете, — продолжала она. — К тому же в Монсури есть и другие садовники.

— Разумеется, но только он был знаком с жертвой. Он работал у нее под окнами.

— Вы только что сказали, что он работал в парке Монсури.

— Скажем, он еще и подрабатывал. Мне трудно поверить, что он так и не связался с вами. Вы утверждаете, что он спас вам жизнь. Обычно это сближает.

— Повторяю, после Катрины я не получала от Брэда никаких известий. Если вы думаете, будто я знала, что он во Франции, то вы очень сильно заблуждаетесь.

— А если вы думаете, что со мной можно разговаривать таким тоном, то заблуждаетесь еще сильнее.

Ингрид смерила его самым холодным взглядом, на какой только была способна. В ответ он одарил ее очередной беглой ухмылкой.

— Хотите чего-нибудь попить? — поинтересовался он слащаво.

— No.

— Напрасно. Мы здесь надолго.

* * *

Солнце заливало Париж золотистым сиянием. Ингрид шла вверх по бульвару Опиталь, твердя себе, что весна слишком прекрасна, чтобы предаваться унынию. Доказательством тому служили улыбки парижан, синее чудо-небо, по которому скользили чудо-облака, и внезапный ветерок, веявший свежестью и шаловливо ласкавший кожу, так что хотелось бродить по улицам до самой ночи. Она заставила себя сделать несколько глубоких вдохов и улыбнуться. Где-то она прочла, что для хорошего настроения достаточно придать лицу правильное выражение, а тело, повинуясь душе, довершит начатое. Но, добравшись до Питье-Сальпетриер, она заметила скамейку напротив цветочного магазинчика и села, позволив себе наконец излить душу:

— Fuck! Fuck! Fuck!

Этот чертов майор продержал ее больше трех часов. Они с его тощим помощником-подпевалой допрашивали ее, сменяя друг друга. Но почему они не желали верить, что она знать ничего не знала о приезде Брэда в Париж? Она снова попыталась отвлечься и сосредоточилась на алюминиевых ведрах с цветами, выставленных на тротуар. Азалии, лилии, даже мимоза, такое редкое и хрупкое растение. Она закрыла глаза, пытаясь уловить ее аромат, но все заглушали выхлопные газы.

Она и подумать не могла, что Брэд мог уехать из Штатов и приобрести поддельные документы. Конечно, у него французские корни, но где он научился говорить по-французски как заправский француз? И почему не навестил ее? Откуда у него ее афишка? Какое отношение он имеет к этому жуткому убийству? Задушена. За-ду-ше-на. У нее было ощущение, что это слово, уродливое и труднопроизносимое, бьется у нее в голове, как муха о стекло. Задушена. Задушена.

— Fuck! Fuck! Fuck!

В одиночку ей ответа не найти. В одном она уверена: несмотря на все свои таланты в области защиты зеленых насаждений от любых летучих и ползучих гадов, Брэд и мухи не обидит. И уж тем более не станет убивать бедняжку в парке Монсури.