В «остине» приятно пахло пылью – элегантный запах старины, присущий салонам только коллекционных автомобилей. Сосед, жалкий завистник, доказывал, что «универсал» А60 к этой категории не принадлежит. Пусть лучше поищет в наше время настоящую палисандровую приборную панель! Часы – и те настоящий антиквариат! Он купил машину у второго ее владельца. В каком году это было? Еще до рождения близнецов? Конечно до, ведь на этой машине он приехал за женой на вокзал, когда они снова нашли друг друга. Невероятно, что эта машина сопровождала их всю совместную жизнь. Сколько миль они проехали в этом «остине»? Пробег составляет двести восемьдесят тысяч шестьсот пятьдесят три километра – а будет четыре, когда он заедет за Мишелем. Если такая машина не коллекционная, то… Ну и болван этот сосед!

Всякий раз, косясь на пассажирское кресло, он видел призрак жены. Видел, как она тянется за пряжкой ремня безопасности. У нее никогда не получалось нормально пристегнуться самой, и она донимала его подозрениями, будто он специально укоротил ремень, чтобы она поверила, что поправилась. Да, ему случалось прибегать к этой уловке – раза два-три, не больше. Ну, может, больше, если напрячь память. Вот бы можно было уйти под землю в своей машине вместо гроба! Хотя нет, это потребовало бы существенного расширения кладбищ, что недопустимо с точки зрения экологии.

Рэй затормозил перед домом Мишеля, два раза нажал на клаксон и стал ждать, наблюдая за пешеходами на поблескивающих от дождя тротуарах. Можно сколько угодно злиться на английский дождь – а вот пойди найди другую такую же зеленую страну!

Его внимание привлекла одна пара. Мужчина, похоже, совершенно разучился смеяться. Если на небе есть Бог, то непонятно, почему Он не делает вдовцами именно таких типов. Мир и вправду слеплен кое-как. Почему Мишель вечно не торопится? Хотя ясно почему: он должен проверить перед уходом, что все лежит на своих местах, что газ выключен, даже если он давным-давно не пользовался газовой плитой, что свет погашен всюду, кроме спальни, где он его никогда не гасит, что дверца холодильника плотно закрыта. Там петля ослабла, надо будет зайти и поменять ее, когда Мишель будет на работе. Поменяет – и ничего сыну не скажет. Вот и он в своем вечном макинтоше, которого не снимает даже летом. А в такое лето, как нынешнее, он уж точно не переоденется.

Рэй потянулся к ручке пассажирской дверцы. Мишель уселся, поцеловал отца, накинул ремень и чинно положил руки на колени. Когда машина тронулась, он уставился на дорогу и сидел так до второго перекрестка, после чего наконец немного расслабился.

– Рад, что мы ужинаем все вместе, странно только, что у Мэгги.

– Что же в этом странного, скажи на милость? – поинтересовался Рей.

– Мэгги никогда не готовит, потому и странно.

– Насколько я понял, нынче праздник: она заказала всем пиццу.

– Тогда это менее странно, но все равно, – отозвался Мишель, провожая глазами молодую женщину на переходе.

– Недурна! – одобрил Рэй, присвистнув.

– Немного непропорциональная, – обронил Мишель.

– Ты шутишь? Она великолепна!

– Средний рост человека женского пола в 2016 году составляет пять футов два дюйма, а в этой женщине по меньшей мере шесть футов один дюйм. Значит, она слишком рослая.

– Тебе виднее, хотя я в твоем возрасте скорее одобрил бы такую непропорциональность.

– Мне больше нравится, когда они…

– Поминиатюрнее?

– Вот-вот.

– Каждой кастрюле своя крышка, не так ли?

– Возможно, но я не вижу связи.

– Это такое выражение, Мишель. Оно означает, что о вкусах не спорят.

– Вот это логично – не первое твое выражение, лишенное всякого смысла, а второе. Оно соответствует тому, что сказал я.

«Остин» свернул на запруженный машинами бульвар. Снова зарядил мелкий дождик – типичная английская морось, в считаные минуты превращающая мостовую в зеркало.

– Думаю, твоя сестра собралась нам сообщить, что выходит замуж.

– Которая? У меня их две.

– Скорее всего, Мэгги.

– Вот как? Почему ты так считаешь?

– Отцовский инстинкт. Можешь мне поверить. Я говорю с тобой об этом уже сейчас не просто так, а с определенной целью. Когда она это объявит, я хочу, чтобы ты знал, что это хорошая новость, и проявил радость.

– Зачем?

– Сестру опечалит, если ты этого не сделаешь. Когда люди сообщают другим о счастливом для них событии, они ждут, что мы в ответ разделим их счастье.

– Зачем?

– Так мы проявляем свою любовь.

– Понимаю. А брак – это хорошее известие?

– Сложный вопрос. В принципе, да.

– Ее будущий муж тоже там будет?

– Возможно. С твоей сестрой можно всякого ожидать.

– С которой? У меня их две.

– Знаю, что их у тебя две, между прочим, это мои изделия, то есть мои и твоей матери, конечно.

– А мама там будет?

– Нет, твоей матери там не будет. Ты знаешь почему, я много раз тебе это объяснял.

– Да, знаю, потому что она умерла.

– Ну да, потому что умерла.

Мишель еще некоторое время смотрел прямо перед собой, потом повернул голову и уставился на отца:

– Для вас с ней женитьба была хорошей новостью?

– Прекрасной, старина! Если бы можно было вернуться назад, то я бы женился на ней еще раньше. Так что для Мэгги это тоже будет хорошей новостью: уверен, счастливый брак – присущий нашей семье особый дар.

– Вот как? Завтра я уточню в университете, но не думаю, что это генетическое.

– А ты сам счастлив, Мишель? – тихо спросил Рэй.

– Думаю, да… Я счастлив теперь, раз Мэгги собралась замуж, и я знаю, что брак будет счастливый, потому что это наш семейный дар. Но все-таки я немного трушу перед встречей с ее мужем.

– Что тебя пугает?

– Надеюсь, мы с ним поладим.

– Ты с ним уже знаком: это Фред, здоровенный детина, очень симпатичный, мы много раз ужинали с ним у него в пабе. То есть я думаю, что она собралась замуж за него, хотя от твоей сестры всего можно ожидать.

– Жаль, что мама не может быть с нами в тот вечер, когда ее дочь сообщает о своем решении выйти замуж.

– Которая? У меня их две, – ответил Рэй с улыбкой.

Мишель немного подумал и тоже улыбнулся.

Октябрь 1980 г., Балтимор

Мотоцикл легко одолевал дорогу, взбиравшуюся на холм. Каждый раз, когда Салли-Энн давила на газ, заднее колесо поднимало столб пыли. Еще несколько виражей – и покажется дом. Мэй издали узнала изящную черную, с тонкими гранеными пиками, ограду, защищавшую поместье Стэнфилдов. По мере приближения к нему она все крепче обхватывала талию Салли-Энн. В конце концов та не выдержала и крикнула, задыхаясь на ветру: