Хелависа. Бродяга.

Иван приземлился почти удачно. Лицом на ветки, правда — теперь так с седмицу бриться не судьба, ну да и не больно хотелось. Все равно он с болот теперь ни ногой, пока до бабы Яги не доберется.

Старушка, конечно — ужас на крыльях ночи: нос крюком, глазки злые, сердце каменное, желудок, видать, луженый, да и про ноги костяные, судя по придавленным пальцам — не врут, а вот избушка до чего ж хороша! Ножки курьи, диво дивное. Не ходит — танцует!

Больше всего на свете белом было Ивану по сердцу на диковинки поглазеть, истории послушать да посказывать, на людей посмотреть и себя показать. Еще непоседой безусым отправился он на поиски счастья, все как полагается. Да еще до первого моря сообразил Иван, что искать его и не нужно вовсе, потому как тут оно, счастье — в груди птахой бьется. Покуда солнышко встает да садится в положенное ему время, покуда за горизонт паруса чайками летят, башмаки по пахучим дорогам поскрипывают да харчевни в дальних землях пылятся, будет Иван счастлив.

Говорили люди, что дурак он, а не добр молодец — молодцы за счастьем коли идут, знают, что делать.

Счастье — оно ведь как ищется: без красной девицы тут никак. Лучше всего — царевна, но и просто краса-длинная-коса сойдет. И будь она в беде али неволе, так ясно все как божий день: оно это, счастье твое. Хватай, увози, прячь, дерись, не отдавай ни за что — на войне все средства хороши, и добр молодец даже самой смерти не проиграет. Живая вода на то существует и друзья верные. После битвы (для недруга роковой) — домой невесту прекрасную, голову врага и дары судьбы привезти надобно. А после избу поставить. С печью изразцовой, чтоб жена молодая пироги пекла, деток растила да не скучала.

У Ивана же все не как у людей: вон — борода отросла, целый свет за плечи забросил, подметки уже седьмые снова в дырах, а все ему не глянется никто, с кем бы домой воротиться. Куда глаза глядят бредет, и ни кола тебе, ни двора, ни жены, ни врага. Только улыбка блаженная на роже да котомка с краюшкой хлеба за спиной болтается. Ну чем не дурак?

Посмеивался Иван, нахлобучивал кулаком шляпу дорожную да дудел на своей дуде песни задорные: когда по свету ходишь, научаешься, что не ты — самый мудрый, а в том и есть настоящая мудрость. Вот и звание дурака начал он почитать со временем за комплимент.

Люди — мы ведь такие, вечно что-нибудь выдумываем да говариваем. Вот, например, в славном городе Переславле, умник какой залетный ляпнул, будто баба Яга местная в болотах сгинула — с осени ее никто не видал, а уж и май-травник стукнул. Значит это, что мировое равновесие пошатнулось. И переславляне тут же закручинились, к концу света готовятся. А делов-то: пойти на эти самые болота и поискать толком. С чувством, с толком, с расстановкой. Иван так сразу и сказал: найду я вам бабу Ягу, люди добрые, будьте покойны. Пошел на болота, кружил седмицу, но да не иголка в стоге сена — сыскалась. И все с равновесием в порядке. Разве что кроме как в душе этой самой старушки. Но души чужие — потемки, Ивану не по компетенции. Он плотницких и столярных дел мастер. И еще всякое по мелочи.

Услыхал, что переславский дворец царя Берендея починяют, вот и решил приехать. «Мо-дер-ни-зи-ро-вать». Кровлю там, окошки резные. Нет равных в деле плотницком бокорашам на Черной реке — а Иван у них научился, когда лес вместе сплавляли, тыщу лет тому. Вот теперь коль путь его лежал по земле, так людям избы ставил, терема, дворцы — по настроению. Не все ведь умеют, а всякому добру молодцу крыша нужна. Над головой и вообще. И не только молодцу, а и старикам каким. Нравилось Ивану людям дома сотворять. А своего не хотел. Жизнь для Ивана — дорога.

Даже врагов не нажил, да и зачем они ему?

Но против собственной головы не попрешь, а голова говорила, что с крышей все же даже ему, дураку, лучше, чем без. Только чтоб у крыши не было якоря и в любой день можно было в путь отправиться. Чесал репу Иван и шел дальше — не знал он, как такую загадку разрешить. Дом, а чтоб на месте не сидел?

И вот, нате вам — избушка о курьих ножках. Диво дивное, терем ходячий. Слыхивал Иван сказ о замке заколдованном, что ходит по свету, пока волшебник огня ему велит, да не верил, что взаправду бывает такое, пока сам не увидал.

Яга ему зубы жар-птицей заговаривала, но на кой ему жар-птица, когда вот — избушка на курьих ножках, ходячий дом, предел всех мечтаний?

Захочешь к морю — отправляйся к морю, будешь там на солнышко смотреть да бока греть на бережку песчаном. Утречком рыбачить, в обед — уху в тенечке варить. Да шторма слушать. Синдбаду весточку отправить — вместе-де не одну версту под парусом исходили. В лесу потеряться пожелается — так тоже на здоровье. По ягоды, по грибы, чтоб пироги ароматные печь, птичек певчих слушать, на дудочке мавкам речным играть... А и за Горизонт если... Мир смотри, да и дом веди.

А враги завестись решат... Иван потер перешибленную курьей ногой поясницу и посмеялся — так и здесь избушка не промах. Не дом — крепость.

Он построит себе такую. В лепешку разобьется — но построит.

А вприсядку избушка пойти сдюжит?.. Иван задумался. Просвистел частушку, повыкидывал коленца на пробу —