– Не осуждаете? – Робеспьер невольно разозлился. – Как можно осуждать скромность и добродетель?

– На этот счет у всех могут быть свои мнения, – незнакомец отмахнулся от его слов, как от жужжания назойливой мухи. – Говорю же, я не имею ничего против твоей скромности. Тем более что у тебя есть качество, которое я очень ценю в людях. Ты любишь справедливость…

– Что же в этом дурного, месье? – воскликнул Робеспьер. – Справедливость – это высшая добродетель!

– Справедливость? – незнакомец снова произнес это слово, как будто пробуя его на вкус. – Справедливость, мой друг, – это всего лишь яркая обертка для горькой пилюли, красивая маска, которую надевают на себя зависть и ненависть, когда хотят обмануть простаков! Спросите первого встречного, спросите случайного прохожего, что он считает справедливым, – и всякий ответит вам, что справедливо, когда ему, именно ему, принадлежит все самое лучшее, все самое дорогое и прекрасное, и напротив – несправедливо, когда это принадлежит его соседу, его знакомому. И высшей справедливостью всякий посчитает отнять имущество у соседа и присвоить себе. Но дайте любому босяку, любому нищему санкюлоту богатый дом, красивую одежду, золотую посуду – и он сочтет это весьма справедливым и готов будет убить всякого, кто попытается все это у него отнять. Ибо такова человеческая природа: всякий считает справедливым отнять чужое и присвоить это себе. Не только имущество – справедливо присвоить также чужую жену, чужую славу, чужую честь, чужую доблесть. Если бы это было возможно, – считали бы справедливым присвоить чужую молодость, чужой талант, чужое здоровье, чужую красоту…

– Я не спорю, месье, – осмелев, перебил Робеспьер незнакомца. – Человеческая природа дурна, ее испортили века нищеты и несправедливости, века унижений и рабства. Да, человеческая природа дурна, но мы должны исправить ее, мы должны сделать человека лучше, но для начала…

– Для начала, Максимилиан, – перебил его незнакомец, – для начала оглядись по сторонам! Ты не на трибуне, и перед тобой – не депутаты собрания, так что не надо расточать на меня свое красноречие! Прибереги его для более подходящего случая!

Робеспьер запнулся и огляделся по сторонам. Вокруг была ночная тьма, тишина ночного города, затаившегося, как хищный зверь, изготовившийся к прыжку. Единственным его слушателем был мрачный незнакомец, лицо которого скрывал черный капюшон. Да еще его огромная собака с горящими глазами, да еще – ухмыляющиеся скелеты над воротами кладбища Невинноубиенных.

– Не надо расточать на меня красноречие! – повторил незнакомец. – Я и без того знаю все, что ты можешь сказать. Я слышал разговоры о справедливости тысячи раз – и каждый раз за ними следовали реки крови. Тысячи раз я слышал разговоры об улучшении человеческой природы – но все, что удавалось сделать на этом пути, – усовершенствовать способы убийства, придумать новый вид казни. Думаю, что и вы в стремлении усовершенствовать человеческий род придумаете какой-нибудь новый способ убийства!

– Это не так! – попытался возразить ему Робеспьер. – Человеку свойственно стремление к свободе и справедливости! Изначально человек добр и честен, только дурные условия портят его…

– Я вижу, ты внимательно слушал того швейцарского философа, Руссо…

– Да, и я горжусь тем, что беседовал с ним и усвоил его великие мысли!

– Слышишь, Жан-Жак, он гордится! – насмешливо произнес незнакомец, обращаясь к своему псу. – Это хорошо: гордыня – замечательный грех, самый первый из грехов. Гордыня и стремление к справедливости – это то, что мне нужно! Итак, Максимилиан, ты меня убедил!

– Убедил? В чем? – Робеспьер удивленно вглядывался в лицо, скрытое капюшоном, но по-прежнему не видел его.

– Ты убедил меня в том, что достоин моей помощи! Прими же мой дар!

С этими словами незнакомец протянул руку и вложил в ладонь Робеспьера какой-то небольшой, но довольно-таки тяжелый предмет. Тяжелый и очень холодный.

– Что это? – Робеспьер поднес подарок незнакомца к глазам.

В это время в облаках, плотно закрывавших небо над Парижем, возник разрыв, в него выглянула луна, и в ее обманчивом мертвенном свете предмет на ладони Робеспьера засиял тусклым холодным блеском.

Это была табакерка – довольно простая серебряная табакерка с выгравированными на крышке буквами «M» и «R». Максимилиан Робеспьер… или эти буквы имеют совершенно другое значение?

Молодой депутат повернулся к таинственному незнакомцу, чтобы поблагодарить его за подарок, но вежливо отказаться – он, Максимилиан Робеспьер, не принимает никаких подарков, ведь под видом подарка ему могут дать взятку…

Но сказать это ему не удалось, поскольку незнакомец исчез – исчез вместе со своей собакой.

– Черт знает что… – пробормотал Робеспьер и продолжил свой путь, обдумывая эту странную ночную встречу.

Впрочем, он не успел уйти далеко.

Навстречу ему из темноты выскользнули две приземистые тени, заступили дорогу. В тусклом свете луны Робеспьер увидел грязные лохмотья ночных бродяг, их опухшие от пьянства грязные лица. У одного из них не было носа – видно, сказались грехи молодости.

– Постой, красавчик! – просипел этот безносый. – Куда ты так спешишь?

– Пропустите меня, граждане! – воскликнул Робеспьер, стараясь не показать свой страх. – Я депутат Законодательного собрания, защитник прав таких же, как вы, обездоленных!

– Депутат? – сифилитик мерзко рассмеялся. – Слышишь, Гастон, он депутат! Он защищает наши с тобой права! Гастон, дружище, тебе нужен такой защитник?

– Никто мне не нужен! – прошипел второй грабитель. – Один защитник у меня уже есть, и мне его довольно! – с этими словами он вытащил из-за пазухи большой заржавленный нож.

– Пропустите меня, – взмолился Робеспьер. – Вам нечем у меня поживиться! Я так же беден, как вы!

– Так же беден? – недоверчиво повторил сифилитик. – Но у тебя, красавчик, вполне приличный фрак, а у меня – драные лохмотья! По-моему, это несправедливо!

Не дожидаясь возражений, он ударил Робеспьера суковатой палкой. Максимилиан упал, попытался встать – но сильные грязные руки уже стаскивали с него фрак, обшаривали одежду.

– Э, да у него еще кое-что есть! – просипел безносый. – Погляди-ка, Гастон, кажись, это табакерка! Чистое серебро! Да ты никак богач, красавчик!

Робеспьер хотел что-то ответить, но грабитель вдруг замолчал. Он шумно дышал, как после быстрого бега, и вдруг совсем другим, тихим и испуганным голосом проговорил:

– Что это, Гастон? Никак это Его печать! MR – Malignus Rex, Царь Зла, Сатана…

– Бежим прочь! – крикнул второй. – Бежим, пока ему не пришел на помощь Хозяин!

Грабители бросили табакерку, как будто это была ядовитая змея, и припустили прочь, стуча по булыжной мостовой деревянными подошвами башмаков.

Робеспьер поднялся на ноги, удивленно глядя вслед ночным бродягам. Что их так напугало? Что заставило обратиться в бегство? О каком Хозяине они говорили?