Нет, он просто по дурацкой привычке представлял себя в постели с ней. На самом же деле гораздо важней просто видеть всегда её глаза и быть с ней рядом. Да и вообще: с чего она взяла, что он прагматик и циник? Может быть это просто защита, маскировка ранимой и нежной души? Нет, она увидит, какой он прагматик и циник, когда сегодня ночью он будет петь серенады до утра под её окном. Он нажал кнопку вызова стюардессы.

— Девушка, остановите самолёт, мне надо выйти. — сказал по-английски. Ему ответили на русском:

— Это невозможно. Мы на взлётно-посадочной полосе.

Николай ещё раз подумал о том, что будет с проектом, если его не будет завтра на студии. Да ничего. Режиссёр прекрасно знает своё дело. Как, впрочем, и все остальные члены команды.

— Вызовите скорую! У меня плохо с сердцем. Если вы сейчас же не отправите меня в больницу, то самолёту всё равно придётся делать вынужденную посадку.

Через пятнадцать минут медицинская бригада с включённой сиреной увозила его с лётного поля.

— Отпустите меня. Мне уже лучше. — попросил он медиков.

— Не можем. Мы обязаны доставить вас в институт скорой помощи.

— Но я чувствую себя хорошо. Может мне вообще показалось. Невралгия. Или защемление мышцы…

— Кардиограмма у вас хорошая. Давление в норме. Но нужно будет сдать анализы крови и сделать УЗИ.

— Понятно.

Он взял телефон и написал ей сообщение: "Еду в скорой в Джанелидзе".

"Что с тобой?" — пришёл ответ.

"Сердце" — набрал он.

"Скоро приеду. Держись."

Скорая мчалась по Пулковскому шоссе, обгоняя неспешные поливальные машины. В чёрном зеркале мокрого асфальта отражалась яркая алая полоса зари. Она отчетливо и бескомпромиссно поставила вопрос о начале нового дня.