Не тут-то было.

— Зарублю! — пообещал Панк очень честным голосом. — Вот только соври, голову смахну и к вывеске приколочу! А ну — где гоблины? Поминают старейшину? В набег ушли? А где тогда гоблинши, гоблинёнки и прочие гоблинята? Отвечай, булаву гзурскую тебе в задницу!

— Пи, — ответил несчастный Джон, глядя мимо Панка. Явственно запахло отхожим местом.

Генерал на секунду призадумался, обернулся назад. Худосочные гзуры, каждый ему по плечо, следили за ним с явным любопытством.

— Не такую гзурскую, — машинально поправился Панк, — а, знаешь, большую такую. Гзурусскую. У этих недомерков что за булавы?

— Эй! — возмутились за столом недомерки. — Тряси себе корчмарей сколь угодно, а нас почто уделал, гоблюк паршивый?!

Паршивого гоблюка свирепый генерал никак не потерпел, развернулся к гзурам (Джон счастливо ахнул и мешком повалился под стойку), перехватил меч обеими руками и люто заревел, нагнетая ярость и силу:

— Мой дед с гор спускался! Вашим дедам в кепки навалил!

Гзуры — а особенно слабосильные гзуроды, к коим относились Панковы оппоненты — народ скорее торговый, нежели драчливый, но генерал намеренно прошёлся по святому. Кепки дедов взывали к отмщению, и стол с грохотом улетел в глубь зала. Двое вытащили из ножен длинные сабли, третий левой рукой достал короткий меч-акинак, правой — кистень. Переглянулись, обменялись сложной системой кивков и подмигиваний и двинулись на обидчика, грозно пиная стулья и помахивая клинками.

Генерал нагло ухмылялся. Нарочно, чтоб успокоить нервы, перевел разбирательство на рубку — уж тут-то он в своей тарелке, уверенности не занимать. С гзурами биться ему было куда как не впервой. Это великан-гзурус в двойном доспехе чего-то стоит в рукопашной, гзурод же будет опасен разве что верхом, с луком или арканом, да и то… Эти же — с саблями, смеху-то, и без лат, даже без шлемов… Он, правда, тоже, но его меч — не их прутики, отобьёт хоть булаву, а гзурские сабли на нём бессильно иззубрятся. Трое — чуть больше возни, чем с одним, но случалось генералу биться и против большего числа, а успей он выпить, так и со всей Гзурией задраться не побоялся бы.

Гзуры держались на равном расстоянии — в пяти шагах друг от друга, по центру пустили того, что с кистенём. Всё с ними ясно. Этот центральный захлестнёт меч цепью, а тут и двое с боков. Неплохой план, вот только гоблины тем и знамениты, что портят всё на свете, в том числе и планы. Обломятся и эти, а остальное — всё сплошь фигня, как генерал установил на богатом личном опыте.

Чтобы уложить крайнего на левом генеральском фланге, пришлось приставным шагом сместиться влево и с маху обрушить тяжёлый клинок. Гзур не успел взметнуть саблю — чёрное лезвие развалило его от плеча до пояса. Правда, тут же метнулся крайний справа, и пришлось, избегая его сабли, сделать с шага сальто вперед. Это было унизительно, особенно для гоблина в чине генерала, ещё более особенно — для оного гоблина в оном чине, весящего фунтов двести семьдесят даже без боевой сбруи. Но — традиции! Очень кстати Панк был патриотом, по крайней мере владел акробатическими выкрутасами и дул пиво далеко не хуже иных прочих. Перед глазами всё крутнулось, мелькнули собственные колени, где-то сзади свистнула безнадёжно опоздавшая сабля. Сапоги носорожьей шкуры гулко обрушились на пол, Панка занесло, он выправился, и на него налетел гзур с кистенём, но ударил не им, а коротким узким мечом, только и пригодным на чистку картошки. Генерал с изумлением обнаружил, что у него самого руки пусты; краем глаза углядел свой меч, торчащий из туши зарубленного гзура. Докувыркался!

Клинок акинака звонко лязгнул о стальной наруч и отлетел, не пробив. Руку пронзило тупой болью. В другое время генерал заплясал бы на месте, обкладывая всех и вся отборными матюгами (а гзуров пусть бы доколачивали ординарцы), но события сегодняшнего дня успели выжать из него всю отпущенную ему природой способность что-то воспринимать. Выкатилась из глубин гоблинского существа идеально отлаженная машина крушения — и заработала сама по себе, безо всякого участия сознания.

Гзур и ахнуть не успел, как левая рука генерала метнулась к его горлу и сдавила его до хруста хрящей. Панк вздёрнул противника на носки и отработанным экономным движением метнул правый кулак в его отупелое лицо: — Раз! Два! Три! На третьем ударе рожа гзура, неблаговидная и до коррекции, бесповоротно превратилась в тыкву, а тело безвольно обвисло, утеряв и акинак, и кистень. Генерал перехватил его за шкирку и за пояс, развернул и головой вперед отправил в окно, искусную мозаику из кусочков цветастого сланца. Такую красоту грех не разбить!

Незадачливый защитник дедовской памяти вышиб головой весь сланец до последнего осколочка и исчез где-то снаружи. Бросок на десятку, похвалил себя генерал и стремительно развернулся. Последний гзур набегал, и генерал еле успел нырнуть под саблю, чтобы врезаться головой в живот атакующему. Гзура снесло до дальней стены — врезавшись так, что содрогнулось здание, он сполз было по стене, но азарта не утратил, подскочил и явно хотел броситься в новую атаку… тут его пыл и угас.

Гоблин неторопливо выдернул из трупа меч, небрежно откинул острием от себя и сам двинулся на сближение. На лице его застыла мечтательная мина мясника-гзуроеда. Вот ведь, содрогнулся гзур, довелось нарваться на конкретного прихлебателя Великого Каннибала или, попросту, большого Дупоглота! Этот не просто зарубит, а — вон какой сытый да откормленный! — ещё и справит свой нечестивый ритуал с пожиранием, не то что жизни — посмертия лишишься…

Гзур почувствовал, как холодеют конечности. Видел он уже вполне достаточно. Видел страшный меч гоблина — такой не отобьёшь. Видел и самого гоблина в бою — такого не одолеешь. Уклоняться от него? Всегда и везде бытует мнение, что ежели большой — значит неуклюжий да неповоротливый, а этот вымахал мало что не с тролля… а только чушь это несуразная. Вон болотные тролли, уж на что громилы, а говорят — не зацепишь его в бою никакими средствами. Вот и этот здоровила, пожалуй, в скорости не уступит лучшим бойцам, виденным гзуром в жизни! Поневоле пожалеешь, что ты не из Древних, как гоблины и эльфы — те, как известно, если влипнут, хоть колдануть способны! А ты вот так и сгинешь, и поделом, говорил же оклеветанный мудрый дед — не мотайся ты, внучек, по гоблинским замкам, ничего там нету хорошего.

Одна у гзура оставалась надежда — броситься в атаку, ужаснуть гоблина на мгновение, оттеснить, прорваться мимо, а там в окно, а то в дверь, в два прыжка в седло, обрубить привязь, для пущей надёжности полоснуть по шее зверюгу, на которой приехал гоблин, чтоб уж точно не догнал, и — долой из проклятого замка, бросив все дела по наладке семейного бизнеса на выгодных условиях. Не был гзур хорошим бойцом и плохо представлял себе, чем можно ужаснуть гоблина. Хотя, по правде, генерал и сам себе этого представить не мог уже много лет, потому как везло ему в жизни чрезвычайно, из самой безвыходной ситуации он всегда выкручивался, пусть иногда и со скрипом, ни меч, ни стрела, ни копье лишить его жизни не могли, болезни обходили стороной и даже похмелье редко выходило за рамки терпимого. Когда-то в юности, будучи ещё неискушённым в жизненных прелестях и гадостях, глянул спросонья в зеркало — вот тут-то так пробрало, что лучше не надо, неделю трясся как в лихорадке, а с тех пор привык и только посмеивался, специально посматривая во всякие отражающие поверхности. В общем, будем объективны — никаких шансов у гзура не было.