Обои выглядели знакомо: та же расцветка, такой же убогий узор и такие же облезлые. Вся прочая обстановка принципиально от уже увиденной не отличалась, даже количество коек совпадало, лишь их расположение чуть изменилось. Светильник был такими же треснувшим, пол захламленным, а вместо неприличной надписи, выведенной пальцем по стеклу, там же красовалось «от сессии до сессии живут студенты весело».

А вот Року весело не было. Сел, снова не попал ногами в тапки, их вообще не оказалось. При этом куча одеял на койке у окна зашевелилась, из ее недр высунулась светловолосая непричесанная голова с заплывшими глазами. Парень лет двадцати, если не считать явных следов недавних возлияний, ничуть не похож на единственного знакомого, но все же на автоматизме поинтересовался:

— Серый, ты?

— Дрон, ты что, глаза потерял? Это же я, Годя.

— Я не Дрон.

— А кто ты?

— Рок. А Дрон — это от Андрей? Я что, Андрей? — напрягся Рок, ожидая, что догадка подтвердится, что собеседник наконец озвучит настоящее имя.

Увы, тот сказал другое:

— С хрена ли ты Андреем стал? Дрон, чего чудишь? Не проснулся, что ли?

Ответил тупым голосом, погрузившись в себя, пытаясь даже не то чтобы осознать происходящее, а хотя бы не слететь с катушек:

— Проснулся я. Доброе утро, Годя.

Назовись новый знакомый Серым, Рок бы, возможно, начал биться в припадке от столь ненормально зеркального повторения уже прожитого дня.

— Дрон, с тобой точно все нормально?

— Еще раз Дроном назовешь, я тебя огорчу. Бегом планшет доставай.

— Зачем?

— Затем, что я так сказал. Посмотри, что надо делать, если у тебя потеря памяти и одновременно «день сурка». В смысле почти «день сурка» — что-то слегка меняется, ну а так повторяется один в один.

— Дрон, ты это что, серьезно?

Рок, тяжело вздохнув, поднялся и выразительно хрустнул кулаками. Годя, все осознав и резко вспомнив предшествующие слова, с виду не особо испугался, но благоразумно пошел на попятную:

— Ладно, хочешь быть Роком, будешь Роком, мне-то какая разница.

— Вот и лады. Доставай уже планшет, не тяни резину. Заодно глянь, есть ли вообще связь. И свет. А, нет, забей…

— На что забить?

— Не будет связи, этот хлам опять не горит. Симка в планшет заряжена?

— Ну да.

— Попробуй через нее. И телефон не помешает глянуть.

— А с роутером чего?

— Я так думаю, что он без электричества не работает, — ответил Рок и, вспомнив безумно странную подсказку, уже вторую по счету, не раздумывая над дичью происходящего, прищурился, после чего пожелал увидеть в роутере некие скрытые от несведущего взора тайны.

Удалось разглядеть лишь подсохшую тушку таракана в пластиковой щели, сомнительно, что это можно отнести к даже не самой великой загадке человечества. Рок перевел взгляд на достававшего из-под подушки планшет Годю и повторил то же самое, не ради второй попытки, а просто зациклившись на этом в высшей мере странном действии. Уж очень был озадачен всем происходящим, включая тот же красный текст, который только что читал второй раз в чуть измененном виде.

Отличия настолько же непринципиальные, как и обстановка в этой комнате.

Годя вдруг мигнул, будто он не живой человек, а изображение на мониторе высочайшего разрешения, причем трехмерного, после чего сбоку от его фигуры вспыхнул ядовито-зеленый квадратик, испещренный белым, чуть светящимся текстом, от его уголка к телу парня тянулась изломанная указующая стрелка.

Вот стрелка и все прочее, возникшее вдруг, уже не походили на реальное изображение, это нечто откровенно чуждое, ненормально неестественное, будто из мультфильма сюда попало.

Пожалуй, у Рока проблемы не только с памятью, сухой язык медицины все явления такого рода называет одинаково — галлюцинации.

А галлюцинации — крайне нехороший симптом.

Хреновые дела.

Несмотря на все более и более крепнущую уверенность в том, что справку о психической полноценности получить будет непросто. Рок не стал игнорировать надпись в зеленом квадрате, внимательно изучил ее до последней буквы.

Стоило перестать прищуриваться, как «мультипликация» покинула комнату, но это Рока ничуть не успокоило. Он был твердо уверен, что, стоит чуть напрячь глаза, и она мгновенно вернется, причем не исключено, что на этот раз ее будут сопровождать зеленые черти.

Может, он и правда принял что-то излишне сильнодействующее и теперь не может выбраться из непрекращающегося кошмара, навеянного убойной химией?

— А связи и правда нет, — озадаченно протянул Годя, не догадываясь, что в свете только что произошедшего Рок и про связь позабыл, и много про чего еще. — Откуда ты знал, что ее не ловит, я же видел: ты проснулся и ничего не делал?

Рок, сам от себя не ожидая, решил поиграть в предсказателя:

— Годя, а давай забьемся, что, если выглянуть в коридор, дверь по другую сторону окажется открытой и оттуда будет таращиться какой-то тупой чувак, задавая вопросы на тему света и телефона.

— Даже спорить не буду, скажи лучше: откуда это узнал? Я ведь не сплю уже полчаса, лень подниматься было, видел, что ты даже не шевелился.

Проигнорировав вопрос, Рок, терзаемый самыми яркими и одновременно самыми негативными воспоминаниями, с замиранием сердца спросил:

— А у вас тут не бывает, что на спящих какие-то психи наваливаются и грызут заживо, а потом на тебя кто-то тяжелый налетает, в лепешку сдавливает, ломает кости и рвет на куски?

— Рок, ты сейчас под чем? Поделись с другом, не жадничай.

Странно, этот Годя на Серого вообще не похож, а лексикон, интонация, сонно-безразличное выражение лица и тяготение к теме наркотических веществ — все один в один. К тому же смотреть на него неприятно, при всей его внешней безобидности есть что-то необъяснимо пугающее, напоминающее о чем-то крайне нехорошем, но, как ни тужься, вспомнить, в чем тут дело, не получается.

Продолжая игнорировать вопросы, Рок стащил со стула тяжелые джинсы и, начав одеваться, деловито поинтересовался:

— Больница далеко?

— А тебе зачем?

— К врачу надо.

— Не, ну это я понял. Что болит?

— Ничего.

— Зачем тогда идешь?

— Обрезание хочу сделать.

— Да куда уже тебе короче, — ухмыльнулся Годя и серьезным тоном спросил: — Ну а правда, зачем тебе больница?