Конрауд рассказал Марте, что в тот день встречался с пожилыми родственниками потерпевшей, которые беспокоились о своей внучке по причине ее зависимости и соучастия в контрабанде наркотиков. Он также пояснил коллеге, что по личным мотивам супруги предпочли не обращаться в полицию и, вероятно, надеялись, что им удастся вразумить девушку.

Однако в результате она сбежала из дома. Конрауд добавил, что раздобыл адрес Ласси в отделе по контролю за оборотом наркотиков и решил на обратном пути заехать к нему домой, где и обнаружил потерпевшую.

–Значит, вы дружили домами?– переспросила Марта, когда они стояли на лестничной площадке, наблюдая за действиями криминалистов. Многие жильцы как раз возвращались с работы, неся в руках переполненные пакеты с логотипом ближайшего супермаркета и ведя за собой детей, которые так же, как и их родители, замедляли шаг и с открытым от удивления ртом глядели на все происходящее, несмотря на призывы не создавать помех работе полиции. Сотрудники отдела расследований уже приступили к поквартирному обходу, расспрашивая соседей о тех, кто снимал жилье в полуподвале. Хозяйка расположенных там комнат проживала на втором этаже, но в данный момент ее, судя по всему, дома не было.

–Да, бабушка погибшей была подругой Эртны,– кивнул Конрауд.– Я с этими людьми почти не общался – здравствуйте, до свидания и не более того.

–Может, с ними поговорить тебе? Сообщить им, что произошло.

–Нет,– задумчиво проговорил Конрауд.– Думаю, вам лучше сделать это самим. Официально, так сказать.

–Удовольствие, конечно, ниже среднего.

–Им не привыкать.

–Ты о чем?

–У них много лет назад погибла в автоаварии дочь,– объяснил Конрауд.– Мать этой девушки. Так что нужно быть с ними поделикатнее.

–Боже правый,– только и выдохнула Марта.

Конрауд подробно рассказал одной из сотрудниц полиции, имени которой не знал, о том, какое отношение к этой истории имеет он, и как получилось, что он оказался в комнате, где обнаружил погибшую. Записывая его показания, женщина тщательно выверяла каждое слово, так что Конрауду пришлось проявить немалое терпение. Он уже жалел, что ввязался в семейные передряги чужих людей, и хотел как можно скорее уехать восвояси, предоставив разбираться с этим делом полиции. Он безмерно сочувствовал пожилым супругам, но не считал себя человеком, способным помочь им справиться с горем.

Распрощавшись наконец с Мартой, он уже отъезжал от места происшествия, когда вспомнил о звонке Эйглоу. Судя по голосу, она была чем-то весьма расстроена, что было для нее нетипично. Знакомы они с Эйглоу были не очень давно – с тех пор, как Конрауд вновь начал задаваться вопросами о трагической кончине своего отца,– и встречались всего несколько раз, чтобы обменяться мнениями на этот счет. Дело в том, что их отцы приятельствовали еще с военных лет и совместно устраивали довольно-таки сомнительные спиритические сеансы, пока их в конце концов не разоблачили.

Энгильберт, отец Эйглоу, воспринял это очень остро, разорвал все связи с отцом Конрауда и с тех пор они так ни разу и не общались. Проходили годы. Через несколько месяцев после того, как зарезали отца Конрауда, Энгильберт упал в море, и его тело обнаружили в грузовом порту Сюндахёбн. Выяснить, шла ли речь о несчастном случае или он расстался с жизнью по доброй воле, так и не удалось. Тогда Конрауд связался с Эйглоу. От отца у него остался лишь небольшой архив бумаг, но у него возникло подозрение, что они с Энгильбертом принялись за старое и стали устраивать спиритические сеансы, как когда-то во время войны. Эйглоу, однако, это предположение решительно отвергала.

К себе домой она Конрауда никогда раньше не приглашала, и они общались по телефону либо встречались в кафе – в основном по его инициативе. Поначалу Эйглоу не соглашалась ни на какие встречи, поскольку беседовать о своем отце ей не хотелось, а к отцу Конрауда она испытывала явную неприязнь, считая его виноватым в злоключениях Энгильберта и в постигшей его печальной судьбе. Однако начав общаться с Конраудом, она несколько смягчилась, и, по его ощущениям, ей было даже приятно с кем-нибудь поговорить об отце.

Остановив машину перед небольшим таунхаусом в районе Фоссвогюр, Конрауд заметил в тускло освещенном окне женский силуэт – как и обещала, Эйглоу ждала его. Не успел он подняться на крыльцо, как она возникла на пороге и пригласила его в дом, по которому расплывался аромат ладана, а из гостиной едва слышно доносилась музыка. Сколько раз Конрауд ни встречался с Эйглоу, она всегда была в черном. Не изменила она своим предпочтениям и теперь – на ней была черная юбка и того же цвета кофта, а на груди висел серебряный крестик. Брюнетка изящного телосложения, она выглядела лет на десять моложе своих шестидесяти с небольшим. У нее были тонкие черты лица и ничего не упускающий, внимательный взгляд. Конрауд полагал, что волосы у Эйглоу крашеные, и пытался представить себе, как бы изменилась ее внешность, если бы она перестала их красить. Вот, например, Эртна этим никогда не занималась, предпочитая не спорить с природой.

–Прости, что поторопила тебя, но мне хотелось поговорить не откладывая,– сказала Эйглоу, проводя его в гостиную.– Где я тебя застала?– спросила она затем, принюхиваясь и даже не пытаясь этого скрыть.– Ты что, побывал на свалке?

Тут и Конрауд уловил отвратительный запах, что пропитал его одежду, пока он находился в полуподвале. Эйглоу наверняка различила его сразу – одно время она, как и ее отец, занималась экстрасенсорикой, а в этом ремесле обоняние играло не последнюю роль, как, в общем-то, и все остальные чувства.

Скрывать от Эйглоу, откуда он к ней приехал, причин не было, поэтому Конрауд выложил ей все как есть о несчастной девушке и ее родственниках, и о том, что он как раз стоял возле трупа, когда позвонила Эйглоу.

–Прости,– огорчилась та,– я побеспокоила тебя в самый неподходящий момент.

–Да нет, ничего страшного,– успокоил ее Конрауд.

–Значит, эта горемыка скончалась от передозировки?

–Судя по всему, да,– кивнул он.– Хотя еще предстоит более тщательная экспертиза. Так о чем ты хотела поговорить?

Эйглоу коснулась висящего на ее груди серебряного крестика. Она сделала это инстинктивно, будто, коснувшись его, ей было легче обуздать волнение.

–Вообще-то, поговорить я хотела о двух вещах,– произнесла она так тихо, что Конрауду пришлось слегка наклонить корпус, чтобы разобрать ее слова.– Одну я услышала вчера вечером и едва поверила своим ушам. А вторая касается девочки, о которой я помню с тех пор, как мне было двенадцать лет…– Она взглянула на Конрауда.– Знаешь, я не проводила сеансов уже очень давно.

Гости один за другим покидали дом в Фоссвогюре, пока Эйглоу и пожилая женщина не остались вдвоем. Эйглоу ощущала ту же усталость и опустошенность, что и в те времена, когда чуть ли не каждый день помогала людям входить в контакт с потусторонним миром. Проводив последнего гостя, она без сил опустилась на свое место у круглого стола, за которым проходил сеанс. Женщина продолжала сидеть там же: дряхлая, очень худая, но исполненная достоинства, она почти не видела и не слышала. Две длинные косы свисали ей на спину, темные очки защищали глаза, а в обоих ушах она носила слуховые аппараты. Больше всего она походила на вождя индейского племени прежних времен, пребывающего в ожидании того, когда за ним заедут и отвезут в резервацию. Ее сын, которому и предстояло доставить женщину обратно в дом престарелых, запаздывал.