Всю дорогу Надежда просто кипела от возмущения. Ну это же представить невозможно, что в этом морге творится, до чего они докатились! Живых людей с покойниками путают! И хамство кругом, какое несусветное хамство! К ним люди попадают, у которых горе, а они так хамят!

Ну это-то как раз неудивительно, привыкли люди к человеческому горю и не реагируют уже. И санитары в покойницкой все пьяницы, нормальный человек туда работать не пойдет.

Хуже всего было то, что Надежда не могла дать волю своему законному возмущению. Елена еле тащилась рядом, видно было, что у нее слабость и руки трясутся. Она-то ничем не виновата, и так женщине досталось.

У подъезда, как всегда, прогуливалась Антонина Васильевна, опираясь на палку.

– Ну что? – спросила она.

Елена молча отмахнулась и скрылась в подъезде, Надежда задержалась, чтобы высказать все, что накопилось у нее в душе.

– Ну это же надо! – возмутилась соседка. – Безобразие какое! Слушай, ей же при мне из полиции звонили, сказали прийти! Там люди серьезные, ничего перепутать не могли!

Про полицию Антонина Васильевна все знала из первых рук, она дружила со всем составом ближайшего отделения.

– Ничего не знаю, – Надежде вдруг все стало безразлично, – сами разбирайтесь, а я уже два поезда пропустила.

Надежда хотела вернуться с дачи через три дня, но потом решила остаться на целую неделю. А то, не дай бог, будут Елену вызывать на опознание каждый день, и Антонина снова пристанет, нога-то у нее и правда болит.

Тем более что муж позвонил из Москвы и сказал извиняющимся голосом, что конференция уже закончилась, но устроители пригласили кое-кого из участников в подмосковный пансионат – отдохнуть и неформально пообщаться в непринужденной обстановке.

– Долго будешь общаться? – строго спросила Надежда.

– Несколько дней, – обтекаемо ответил муж, – так что сиди, Надя, на даче, отдыхай, набирайся сил.

Хорошо, что у Надежды хватило ума не говорить матери, что муж не вернется к назначенному сроку. Потому что мать навалила столько дел – какой там отдых!

Надежда едва выдержала неделю этой каторги, именуемой дачей, и уехала, как она сказала, встречать мужа. Мать своего зятя уважала за серьезность, обстоятельность и деловитость, иногда даже говорила в сердцах, что Надежда его недостойна, так что она отпустила дочь без слов.

Естественно, когда Надежда притащилась домой, волоча за собой неподъемные сумки с прошлогодним вареньем, которое стояло на даче в погребе, она встретила Антонину Васильевну. Как уже говорилось, Антонина вечно ошивалась у подъезда, так что мимо нее и муха не могла пролететь.

– Здрасте, Антонина Васильевна! – пропыхтела Надежда, плюхнув сумки прямо на асфальт. Что-то там звякнуло, но ей было уже все равно. – Как поживаете?

– Да я-то ничего, хоть нога все еще болит, – вздохнула соседка. – А вот Лена…

– Что, все еще мужа не нашли? Есть новости?

Откровенно говоря, на даче Надежда совершенно забыла про несчастье соседки. От физической работы и свежего воздуха из головы исчезли вообще все мысли. Надежда исправно трудилась в саду и огороде, находила только немного времени, чтобы сходить на речку, а вечером падала в кровать и тут же засыпала – крепко и без сновидений. Увидев Антонину, она, конечно, все вспомнила.

– Нашли, – сказала Антонина, – оказалось, он в аварию попал на машине. Сильно пострадал, лицо обгорело, так что хоронить будут в закрытом гробу.

– Ужас какой! – искренне расстроилась Надежда. – Вы сказали – похороны уже назначены?

– Ага, завтра с утра.

– Да как же полиция… выяснили, в чем дело-то? Почему ее тогда на опознание вызывали?

– Вот и я говорю – что-то там странно! – оживилась Антонина. – Отчего они так долго его искали, если авария? Ведь больше недели ни слуху ни духу, а потом – раз! И дело закрыто!

– А вдова-то что говорит?

– А она ничего не говорит, видно, таблетки какие-то пьет, вся как обалделая… молчит и смотрит мимо.

– Ну… у нее горе…

– Да еще там родственница какая-то объявилась, так она ее стережет, как цербер, никуда одну не пускает.

Ах, вот в чем дело! До Надежды дошло, что Антонина Васильевна просто обиделась. Ее отодвинула в сторону приехавшая родственница. Она-то хотела вдову опекать, приглядывать за ней и быть полностью в курсе событий, а ей намекнули, чтобы не совалась куда не просят. Причем, возможно, в грубой форме.

– Ну и ладно, – сказала Надежда, – теперь они сами разберутся. На то и родственники нужны.

– Так-то оно так… – протянула Антонина и спохватилась, видя, что Надежда подхватила сумки: – Надя, снова я к тебе с просьбой. Пойдем завтра со мной в морг!

– Опять? – простонала Надежда, едва не выронив сумки, причем теперь по звуку ясно было, что какая-то банка разбилась. – Слушайте, мне прошлого раза за глаза хватило! Как вспомню тамошние рожи… К тому же у меня создалось впечатление, что не очень-то хочет вдова посторонних там видеть.

– Да она вообще ничего не хочет, говорю же, под какими-то лекарствами она, соображает плохо! А я так не могу, чтобы с человеком не проститься! Все-таки сколько лет рядом прожили, можно сказать, дверь в дверь, ничего плохого от него не видала, приличный был человек. Вежливый, обходительный… Так что навязываться не стану, только попрощаюсь, цветочки, опять же, положу, да и ладно. Как говорится, последний долг.

– Ну, хорошо, – вздохнула Надежда, – провожу вас, а там если надумаете на кладбище ехать, то я пас!

– Да они вроде не на кладбище, они вроде в крематории его хоронят…

Последних слов Надежда не слышала, она устремилась к дверям подъезда.

Вот, надо было еще на день на даче остаться! Лучше десять грядок прополоть, чем с Антониной в морг тащиться!

– Не знаю, стоило ли нам сюда приходить, – проговорила Надежда, увидев толпу людей перед входом в морг.

Среди них не было ни одного знакомого лица.

То есть как раз одно знакомое лицо было – посреди толпы стояла Елена в черном старомодном костюме, с черной же кружевной косынкой на голове, но и ее лицо можно было только с натяжкой назвать знакомым – такое оно было безжизненное и неподвижное.

Не лицо, а театральная маска, выражающая… нет, не скорбь, как можно было бы ожидать, а растерянность, глубокую опустошенность и отстраненность. Точно, она какое-то сильное успокоительное пьет, сразу видно.

Рядом с Еленой стояла женщина с квадратными плечами и квадратным напудренным лицом, на котором выделялись маленькие подозрительные глазки. Она цепко, по-хозяйски держала Елену за локоть и посматривала по сторонам, словно чего-то опасалась.

– Ну, как же не прийти… – возразила Антонина Васильевна, – соседи все-таки… поддержать надо человека…