Запах газа в квартире был очень сильным, Антонина чувствовала это даже сквозь мокрое полотенце. Однако она не отступила. Пробежав по квартире, она широко распахнула все окна и только после этого зашла на кухню.

Здесь она увидела Елену Дроздаеву. Та стояла на коленях, засунув голову в духовку газовой плиты. Краны плиты были открыты, и запах газа был просто невыносим.

Антонина Васильевна закашлялась, глаза ее защипало, но она и сейчас не отступила и не сдалась. Преодолевая тошноту и головокружение, она закрыла все краны плиты, распахнула настежь окно и оттащила Елену от духовки.

Елена не подавала никаких признаков жизни, однако, приложив ухо к ее груди, Антонина Васильевна расслышала тихое, едва ощутимое сердцебиение.

С трудом дотащив бесчувственную женщину до окна, Антонина сама высунулась в это окно и отдышалась.

Сквозняки, свободно гулявшие по квартире от широко распахнутых окон, сделали свое дело. И хоть запах газа еще чувствовался, Антонине Васильевне стало лучше, головокружение прошло, хотя тошнота еще осталась.

Теперь надо было быстро что-то делать, чтобы спасти Елену. Каждая секунда могла стать роковой.

И тут Антонина растерялась – может быть, впервые в своей жизни. Она не умела оказывать первую помощь отравленным газом. А тут была важна каждая минута…

Но тут же Антонина Васильевна вспомнила про соседку с седьмого этажа Надежду Лебедеву.

Надежда была женщина решительная и толковая, она не растеряется в критической ситуации, на нее можно положиться…

Антонина поспешно достала свой мобильный телефон и набрала номер соседки.

– Надежда! – проговорила она срывающимся от волнения голосом. – Приходи скорее! Дело серьезное, медлить нельзя! Дорога каждая минута…

Тут же сообразив, что не сказала, куда именно приходить, Антонина Васильевна уточнила:

– В квартиру Елены Дроздаевой приходи…

Надежда не подвела. Она не задала никаких лишних вопросов и меньше чем через минуту влетела в квартиру Дроздаевых, как видно, поняла по голосу соседки, что дело и впрямь серьезное и не терпящее отлагательств.

Вбежав в квартиру Дроздаевых, Надежда Николаевна почувствовала легкий запах газа. По квартире гуляли сквозняки. Надежда огляделась и крикнула:

– Антонина Васильевна, вы где?

– Здесь я, на кухне! – донесся слева от входа приглушенный голос соседки.

Надежда вошла на кухню и увидела возле широко распахнутого окна Антонину Васильевну. Антонина тяжело дышала и была непривычно бледной. У ног ее, на голубом синтетическом коврике, лежала Елена Дроздаева. Глаза ее были закрыты, лицо приобрело неприятный, тускло-розовый цвет, характерный для молочных сосисок с добавлением пищевой целлюлозы.

– Газом пахнет, – были первые слова Надежды.

– Ага, открытие сделала! – проворчала Антонина Васильевна. – Это сейчас уже почти все выветрилось. Вот что здесь было несколько минут назад!

– Что здесь случилось?

– Да вот она газ открыла и голову в духовку сунула. – Антонина кивнула на безжизненное тело у своих ног. – Ты, Надежда, не вопросы задавай, а помоги ее спасти. Вопросы будут потом. Сейчас каждая минута дорога.

Надежда была полностью согласна с Антониной Васильевной.

Вспомнив методы оказания первой помощи, которым ее учили еще на первом курсе института, на занятиях по гражданской обороне, она положила бесчувственную Елену на ровный пол, подложила ей под затылок свернутый в рулон коврик и начала делать искусственное дыхание. В то же время она велела Антонине Васильевне срочно звонить в «Скорую».

Видимо, Надежда хорошо запомнила те занятия – через несколько минут ее старания увенчались успехом, Елена хрипло вздохнула и задышала, но в себя не пришла.

Тут в дверь позвонили – это приехала «Скорая».

– Надо же, как быстро! – удивилась Антонина. – Я им только что позвонила…

– Да они же тут рядом, в Екатерининской больнице базируются! – объяснила Надежда.

Врач, молодой парень с усталыми глазами, взглянув на Елену, коротко спросил:

– Суицид?

Антонина Васильевна уже открыла было рот, чтобы подтвердить это предположение, но Надежда пнула ее под столом ногой и выпалила торопливым заполошным голосом:

– Кастрюля у нее перекипела и залила горелку, вот газ и пошел! А она заснула… хорошо, мы вот с ней, с Антониной Васильевной, мимо шли и запах почувствовали. Зашли в квартиру, а тут газу полно… ну, мы все проветрили…

– Кастрюля, говорите? – перебил ее врач и внимательно оглядел кухню.

– А кастрюлю эту мы сразу выбросили, – быстро среагировала Надежда, – правда, Антонина Васильевна?

Антонина Васильевна растерянно закивала. Она не понимала, какую игру ведет Надежда, но не хотела ей мешать.

– Кастрюля так кастрюля, – вздохнул врач, – так и запишем – несчастный случай…

– Конечно, несчастный! – закивала Надежда. – А какой же еще? Счастливый, что ли?

– Отравление бытовым газом… и еще у нее шишка на затылке. Упала она, что ли?

– Наверное… может, до этого плохо стало…

– Вы ей вообще кто?

– Соседки.

– Я за смену чего только не повидал… – снова вздохнул врач. – И передозы, и суициды, и бытовое насилие… думаете, меня чем-то можно удивить? Кастрюля так кастрюля… вы мне лучше скажите, кто ее реанимировал?

– Это я ей искусственное дыхание сделала, – призналась Надежда Николаевна.

– Хорошо, что сделали. Иначе бы уже на том свете была ваша соседка. Где вы так научились?

– В институте, – честно сообщила Надежда. – Нас преподаватель по гражданской обороне научил.

– Хороший был преподаватель. Благодаря ему и вам жизнь человеку спасли.

– А что-то она в себя не приходит…

– Ишь чего захотели! Мы ее сейчас в больницу отвезем, может, к завтрашнему дню придет в себя. Отравление газом – дело серьезное, хорошо, если без тяжелых последствий обойдется…

В квартиру поднялся жизнерадостный молодой санитар со сложенными носилками. Вдвоем с врачом они уложили Елену на носилки и вынесли из квартиры. Напоследок Надежда успела спросить у врача, в какую больницу они ее повезут.

– Да сюда и повезем, в Екатерининскую!

Оставшись вдвоем с Надеждой, Антонина Васильевна спросила:

– Надя, что это ты ему говорила про какую-то кастрюлю?

– А как же, Антонина Васильевна! Ведь иначе бы он записал ей в карту попытку суицида, и ее бы потом замучили. На всю жизнь клеймо могло остаться, могли даже на психиатрический учет поставить. А ей это надо?

– Да? А ведь и правда… молодец ты, Надя, быстро сообразила, а я и не подумала…