Если кто-то и мог оставить ее уязвимой, то это был я.

Смех и нервное ожидание других участников игры казались далекими, фоновым шумом для внутреннего смятения, которое я испытывал. Каждый поворот бутылки, каждый раунд хихиканья и шепота только усиливал чувство безысходности.

А потом настала очередь Сиенны.

Ее пальцы слегка дрожали, когда она вращала бутылку. Время, казалось, замедлилось, пока она вращала бутылку, и наконец остановилось, безошибочно указывая на… меня.

Мое сердце сжалось, но не от волнения, а от сложного клубка эмоций, которые я не мог расшифровать.

Прежде чем реальность ситуации успела до конца проясниться, голос Донована прорезал напряжение. "Ты не должна заходить", — сказал он Сиенне, его тон был защитным, но в то же время в нем слышалась нотка раздражения.

"В чем проблема, малыш Виндзор?" спросил Дэмиен, наклонив голову. Засос на его шее практически сиял в лунном свете. "Ты не хочешь играть теперь, когда твоя подружка закрутилась? Так не пойдет". Его слова словно повисли в воздухе, как вызов, который никто не мог проигнорировать.

Я посмотрела на Донована: его глаза предостерегающе мигали в сторону Сиенны, словно обвиняя ее в том, что она закрутилась.

Шагнув вперед, я протянул Сиенне руку, пытаясь разрядить обстановку. "Не волнуйся, Донован, — сказал я, мой голос был спокойным, но твердым. "Разве ты не доверяешь мне Сиенну?"

Его ответом было прямое: "Нет". Он был четким, решительным и наполненным эмоциями, которые я не мог определить.

Глаза Сиенны мелькали между Донованом и мной, ища совета, решения. Ее нерешительность, неуверенный взгляд расстраивали меня. Почему она должна была смотреть на него в поисках одобрения?

Донован, однако, отвернулся, нахмурившись.

После минутной паузы Сиенна положила свою руку на мою. Я чувствовал легкую дрожь от ее прикосновения, когда она позволила мне повести ее в сторону дома с привидениями. Я остро ощущал все взгляды на нас, шепот, догадки.

Когда мы вошли в дом с привидениями, атмосфера ощутимо изменилась. Воздух стал прохладнее, в нем ощущался затхлый запах старых, нетронутых помещений. Тусклое освещение отбрасывало жуткие тени на стены, которые были украшены макабрическими декорациями — фальшивой паутиной, призрачными фигурами и случайным движением, заставляющим сомневаться в реальности происходящего. Была даже комната с сотней зеркал. Узкая дорожка была усыпана мерцающими лампочками, которые едва освещали путь и усиливали чувство предчувствия, которое, казалось, витало за каждым углом.

Я чувствовал напряжение в теле Сиенны, пока мы углублялись в темноту. Ее шаги были нерешительными, что резко контрастировало с ее обычной уверенной походкой. Чувствуя ее дискомфорт, я осторожно положил руку ей на спину — жест, призванный скорее направлять, чем запугивать. Скованность ее позы была очевидна, и я остро ощущал каждое ее движение, каждый вздох.

Неожиданно она повернулась ко мне, ее голос едва ли был выше шепота в мрачном пространстве дома с привидениями. "Я не собираюсь ничего с тобой делать", — сказала она твердым тоном. Но в ее словах прозвучала уязвимость, которую она редко демонстрировала, и я это уловил.

Я не смог удержаться от мягкой, циничной усмешки. "Я знаю", — ответил я, мой голос был низким и ровным. "Ты такая хорошая девочка для Донована, не так ли, Сиенна?" Слова покинули мой рот прежде, чем я успел их остановить, наполненные презрением. "На самом деле это довольно… разочаровывает".

"Разочаровывает? Я не понимаю". На ее лице отразилось замешательство.

Я на мгновение отвел взгляд. "Конечно, нет", — пробормотал я. Я снова повернулся к ней лицом, тусклый свет отбрасывал тени на ее лицо. "Ты забываешь, Сиенна, что ты выросла с нами обоими, а не только с Донованом. То, что я был старше, не значит, что я забыл". Несмотря на темноту дома с привидениями, я пристально смотрела на нее. "Я помню вздорную девчонку, которая однажды летом погналась за мальчишкой Нэшем после того, как он опрокинул мой шахматный набор".

Ее глаза расширились от удивления. "Ты помнишь это?"

Я прижал ее к себе, не отводя взгляда. "Я помню все. Вот почему так… досадно видеть оболочку той девушки, которой ты была раньше, и все потому, что ты с моим братом".

Сиенна отвела взгляд, ее голос едва слышно шептал. "Я не понимаю, о чем ты говоришь".

"Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю". Я огрызнулся, придвигаясь к ней ближе в удушливой темноте, достаточно близко, чтобы почувствовать тепло, исходящее от ее тела. Я был рад, что она не отступила, что в ней еще осталась часть того огня. "Раньше ты была дикой и безрассудной. Как ты думаешь, почему ты получила стипендию за свое фигурное катание? Потому что ты катаешься так же, как и раньше… пока вдруг не забыла, кто ты есть, и не превратилась в жалкую угодницу людей".

"Конечно, все изменилось", — ответила Сиенна, как будто ответ был самым очевидным в мире. "Я выросла. Я поняла, что у вас с Донованом совсем другая жизнь, чем у меня. Моя мать работала на твою мать, а после того как она…" Ее голос дрогнул, она не смогла закончить. "Ваша семья была достаточно добра, чтобы оставить ее на работе. Но как только мы закончили начальную школу, все изменилось для всех нас. Я училась в подготовительной школе только благодаря стипендии, а на коньках я хорошо каталась только потому, что вы разрешили мне пользоваться вашим частным катком на заднем дворе. Катки на заднем дворе — это ненормально, Эдриан. У вас обоих есть репутация, и у меня тоже. Я не могла продолжать быть… дикой… Я должна была быть более внимательной к тому, как я отражаю вас обоих".

"И поэтому Донован избегал тебя со средней школы?" отметил я, не в силах скрыть горечь в своем голосе. "Даже в старших классах он не хотел иметь с тобой ничего общего. И ты беспокоишься о том, как ты отражаешься на нем? Неужели у тебя нет гордости за свои достоинства?"

Сиенна отвела взгляд, в ее голосе прозвучали нотки покорности. "Я не могу винить его за это", — вздохнула она. "По сравнению с другими девушками, которые пришли из того же места, что и вы обое…"

"Прекрати", — резко оборвал я ее. "Перестань врать себе".