Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У монаха не было ответа. Только смутное чувство, что сила, которая способна подавить волю целой королевской гвардии, не по плечу его, Михаэля, троице. Он хотел пошутить и буркнул нечто вроде "кто-то напортачил", но тут призрак третьего стража повесил знак предупреждения, и появилось облако – темное, в багровых прожилках, – окутало воина, и неторопливо, мучительно стало убивать. Михаэль брезгливо отвернулся – даже за время переходов по болотам он к такому не привык.
***
Шестой уровень оказался гораздо теплее, и зимнюю одежду пришлось снять. Михаэлю, впрочем, было жарче вдвое, если не втрое – и от громоздкого груза за спиной, и от ежесекундной борьбы с проклятием Коряги.
"Будто канат перетягивать в детской игре".
Во время передышек Михаэль то и дело мысленно возвращался к телу стража. Кто убил его и зачем? Кто поставил ловушку? Предназначалась ли она для стражей, как думал четвертый, или для тех, кто пытался еще раньше захватить шахту? Тогда в ней имелась единственная ржавостойкая порода, охотников шло много. С другой стороны, ко времени исчезновении четвертого стража уже вовсю добывали кристаллические металлы на Гранитных пустошах.
"Была единственная в трех королевствах шахта, а сейчас просто дом с призраками. И никому не нужен, кроме любителей древних легенд".
Словно в подтверждение, Михаэль порой слышал шаги рядом, и тогда, казалось, что-то ледяное, ЧУЖОЕ проходит сквозь него. Главное было не пугаться, но монах вновь и вновь ловил себя на желании сесть и крепко-крепко зажмуриться. Он чувствовал, как верхние уровни давят на него своим весом, стискивают лицо, грудь, виски. От этого становилось невыносимо не то что идти – просто дышать.
Впереди показалась техническая зала – с оборудованием для химической очистки. В центре чан-великан: к нему присасывались трубы, а к трубам – цистерны с адамовой кислотой.
Михаэль скомандовал привал и поймал себя на приятной мысли, что его слушаются беспрекословно. Никто и никогда Михаэля не слушался. СЛУШАЛИ, но и только, как любого другого проповедника. Быть может, стоило пойти в белую гвардию? В армию?
"Наверное, из меня вышел бы хороший командир. В меру строгий и рассудительный. Ведь вышел бы.
Нет, уже вышел. Я уже веду нас к цели. Когда великий Авектус пал от дурацкой мелочи, я, Михаэль из деревни Зайцы, веду экспедицию к победе.
Я».
Спалось Михалю плохо. Он тонул в муторных кошмарах, потел и не мог надышаться – будто некая сила сдавливала грудь. Наконец монах сменил на дежурстве Корягу и побрел под ржавещими цистернами. Хотелось занять ноги, мысли, отвлечь себя от карусели внутри.
Минут через десять Михаэль понял, что все это наваливалось неспроста, – в зале был… разум? Разум, больной, рехнувшийся от дикой муки столетия назад. Михаэля пробрала оторопь, он проверил нити и увидел их недалеко от вентиляции – словно некто был заточен там. Или изгнан из нашего мира в другой, замурован в гробу из пустоты и застывшего времени. Вязь оказалась совсем незнакомой, но простой – только оборви пару нитей, и заклятие развалится. Зато силовые линии выглядели крайне странно, будто хотели нарушить все колдовские законы разом, но постеснялись.
"Близко аномалия?"
Михаэль разбудил Офелию, объяснил находку и попросил быть наготове. Затем разрушил вязь.
Из воздуха проступил рыцарь в белых доспехах с цифрой II. Ноги его подогнулись, он прегрязно выругался, сплюнул, чихнул и… рухнул на пол. Левая рука пленника стремительно почернела, следом потемнело лицо, и прежде, чем Офелия или Михаэль что-то успели сделать, страж развалился, как растертый в пальцах уголек.
– Это с-с-страж? – прошептала Офелия. Девушка опасливо подошла к доспехам и проверила вязь. – Тут н-никаких проклятий. И… ам-мулет.
Михаэль ничего не соображал. Только смотрел, как сирена протягивает руку к телу. Артефакту, дару Утереила, святыни.
"На всякого, кто дотрагивался до святыни, обрушивался свет Утереила, и слепли они от жадности своей и погрязали в забвении".
Девушка подняла серебристую флягу и растерянно оглянулась на Михаэля. Ничего не происходило.
"Неужели вся легенда вранье, и даров нет? Просто сказка, а стражи – обычные люди, колдуны, на худой счет? Просто обычные люди? Просто того Бога, что мы почитали, уже нет. И не существовало".
На Михаэля в ту минуту было страшно смотреть.
И слыли все они, кроме четвертого, великими темными колдунами: первый заточал несчастные души в иных измерениях и воскрешал мертвецов для службы черным делам своим, второй наводил порчу и болезни, третий невинных сводил с ума. Самым же страшным и жестоким из всех слыл четвертый, ибо таланта колдовского не имел и убивал людей лишь по своей прихоти изощренной.
И не находилось силы той, что могла бы спасти людей от этих четверых. И прогневался тогда Утереил и дал им наказание, согласное их злодеяниям, и обрек чувствовать все на свете страдания людские, как собственные. И с тех пор не могло бы быть покоям этим четырем мужам, покуда бы не ушли горе и несправедливость с Высоких земель.
И заплакали от отчания колдуны, а с ними – душегуб, и умоляли простить их. Но велик был гнев Утереила, и не нашлось с тех пор им покоя: стали они избавлять людей от бед, ибо не могли иначе снять груз со своих душ. И нарекли эти четверо себя стражами Утереила, и проник в их черные сердца утренний свет.
Фабио Неймар, "Жизнь и удивительные странствия Гийома Де Труа, Четвертого стража Утереила". Глава 2.
***
– Держи ее руки! – крикнул Михаэль.
Сирена что-то кричала на своем языке и неуклюже рисовала вязь. Глаза ее были выжжены, по щекам текла сажа.
– Что… что случилось?
Коряга, сам испуганный, суматошный со сна, как новобранец в первую побудку, схватил девушку и прижал к полу.
– Она взяла амулет стража, и свет… Свет, – Михаэль с восторгом вспомнил испепеляющий столб белого сияния. Было страшно, жутко и, вместе с тем, сердце разрывалось от какого-то безмерного счастья в груди.
"Я видел свет Утереила! Я видел?"
Михаэль наспех рассказывал об изгнанном страже, а сам пытался исцелить глаза сирены. Ничего не получалось. Казалось, некая сила, невидимая, неосязаемая, не магической природы, отобрала у девушки зрение и не хотела возвращать.
Под действием сонного заклятия Офелия стала успокаиваться и постепенно затихла.
– Г-где я? М-мы на болотах? – прошептала она. Михаэль почувствовал недоброе.
– Мы в пещерах, дитя мое, – осторожно начал монах. – Мы уже приехали, ты разве не помнишь?
Лицо Офелии сделалось испуганным. Сирена
