него ничего хорошего, задаю вопрос:

— Какое?!

Глава 5

Александра

Мирасов медленно растягивает губы в улыбке, словно Чеширский Кот. Только уверена, что если его подпустить ближе, у этого кота с клыков будет капать моя кровь — сожрет, как глупую птичку, и не подавится. Может быть, только перышко выплюнет — и на этом все!

— Как думаешь сама?

Я с трудом подавила вздох раздражения.

— У меня вся смена впереди, в уме много всего считать придется и держать лица в памяти. Можно я напрягаться не буду?

— Ах, ты из этих… — закивал головой вверх-вниз.

— Из каких, из этих? — насторожилась я.

— Из тех, что разбрасывают ножки в сторону и ведут себя, как королевна, только потому, что дали отъебать свою щелочку, не желая напрягаться.

Густой жар окатывает меня с головы до ног и обратно.

— А вы… Вы из тех, кто ждет, что ему все приятное сделают?

— Я бы сказал, что так и есть. Но ты, маленькая любопытная врушка, и без моих подсказок знаешь, что это не так. Верно? О да, ты смотрела, как я “не участвую” в сексе… — двинул бедрами.

Блин, чего он такой пошлый!

Вроде одетый, полностью, а я после его движения бедрами не могу не представлять его член, не вспоминать ощущения, когда этот агрегат ко мне прижимался требовательно.

— Мне кажется, вы запутались.

— Я ничуть, а ты…

— У меня время истекает, — выдала я мучительно.

Сложно мне с ним разговаривать. Он же просто потешается, вон ка глазищами сверкает, смотрит на меня, как на мышку, загнанную в стеклянную банку.

— В девять… — посмотрел на часы на запястье. — Жди меня в девять вечера.

— Но я заканчиваю позднее.

— Сегодня ты заканчиваешь в девять, — сказал, как отрезал. — Все, свободна.

На ватных ногах я поплелась к двери, взялась за ручку.

— Что-то еще? — поинтересовался.

— Ага. Да… Я подумала… Подумала, что стабильность — это хорошо. Буду обеспечена рабочим местом надолго, стаж наработается, отлично. А быстрые и сомнительные способы заработка меня не интересуют, спасибо! — сказала скороговоркой и вылетела из кабинета хозяина клуба.

Выйдя в коридор, я задышала через рот, как будто только что пробежала спринтерский забег, и просто не могла дышать иначе.

Дверь за спиной хлопнула.

Черт…

Я припустила быстрым шагом. На повороте обернулась, босс следовал за мной по пятам, преследуя, как большая мрачная тень. Бежать было бы глупо, я вернулась на рабочее место, с тоской ожидая, когда все разгонится и не останется времени на безделье. Но посреди недели всегда было довольно тухло.

Поэтому Мирасов спокойно подошел и встал рядом, подпер массивным плечом колонну.

— Ты меня боишься, что ли? — протянул.

— Нет.

— Но сбегаешь, как от черт от ладана.

— Я — черт, а вы — ладан?

Ну и самомнение у придурка! Надо же, святоша нашелся…

Хотелось что-то сказать, но я крепко-крепко сжала челюсти.

Если его игнорировать и вести себя, как будто ничего не было, он отстанет.

Равнодушие надоедает.

Игнор и равнодушие, равнодушие и игнор.

Но Мирасов сверлил меня жуткими глазищами.

Как можно игнорировать такой взгляд?

От него в грудной клетке воздух спирало, нечем было дышать и сердце стрекотало, как сумасшедшее…

К счастью, появились еще выпивохи-завсегдатаи, и я поспешила к ним, но вдруг…

Мой локоть оказался захвачен в цепкий плен сильных пальцев, спины коснулись пуговицы рубашки Мирасова. Жутко ледяные, а сам он — горячий.

Эта игра на контрастах выводила из равновесия.

Ему ничего не стоило со мной поиграться и загнать в ловушку!

— Трусишка? Казалась такой бойкой, Санька! — тихо прококотал в мои волосы. — Сегодня в девять. Отказ не принимается. Пошла!

***

«В девять!»

К черту его… То есть, к сородичам.

И до девяти осталось всего-ничего.

Сбежать?

Но как же подписанные бумаги?

Может быть, ничего подписывать не надо было?

Или моя корявая подпись не будет считаться моей?

Голова разболелась от этих мыслей и переживаний…

Еще и мама ответила на сообщение, прислала голосовое, голос уставший, жаловалась на зубную боль.

Я перезвонила ей, завернув в коридор, ведущий в служебные помещения.

— Мама, привет. Как дела? Что у тебя с зубом?

— Разнылся, проклятый. Анальгинку положила, не помогает что-то…

— Мама, давно пора лечить. Я же деньги отправляла два дня назад. Ты говорила, сегодня пойдешь. Не дошла, что ли? — спросила я, жуя зубочистку.

— Да так… Потом схожу. Ничего, само пройдет.

— Ма, не пройдет. Ты чего ждешь? Флюс начнется. Чтобы завтра пошла…

Мама замялась, суетливо заверила, что сходит, а потом вдруг перескочила на тему засолок соседки, которые были очень вкусными.

Я почуяла неладное.

— А ты чего тему меняешь, ма? Ну-ка… Ты завтра зуб свой больной лечить пойдешь? С утра! Я тебе позвоню…

— Сашенька… — вздохнула она.

— Господи, — простонала я. — Аааа… Мама, ну нет… Нет… Только не говори, что ты этому огрызку опять денег дала.

— Сашенька, это твой отец!

— Обсос, огрызок, утырок вонючий! — повысила я голос. — Ма, сколько можно?! Ты, блин… Я в шоке просто! Он тебя кинул, к шалаве под юбку нырнул, а ты ему еще и деньги даешь. Деньги, которые я тебе прислала. На лечение, блин! — завопила.

— Сашенька, не кричи. Не чужие же люди…

— Ааа… Так что у не-чужого случилось на этот раз? Понос, золотуха? Или…

— У твоего братика по отцу серьезное отравление. Саш, это тебе не прихоти какие-то.

Я отупело уставилась в стену напротив невидящим взглядом. Либо мама слишком добрая и до сих пор отца любила, либо я слишком злая. Но не испытывала я ни капли раскаяния.

— Извини, ма. Мне пора. Что со своими зубами делать, сама решай. Может, Александр Николаевич сподобится? — назвала отца по имени-отчеству. — Да поможет? Ну, не чужие же люди, в конце концов!

Дышать было нечем, вышла на улицу, дыша холодным воздухом.

Тупая, бессильная злость мутила изнутри.

Сколько денег я домой отправляла, думала, мама подкопит, ремонт сделает, здоровьем займется.

Каждый раз одно и то же!

Отец все до копейки вытаскивал. Смазливая рожа, красивый голос — любимчик женщин. Никак мама ему не могла отказать! Выходит, что он не только мать доил, но и меня — тоже.

Не гнушался, все своей