Миссис Хилл не собиралась предложить нам ссуду (если честно, я сомневаюсь, что у нее во­обще есть где-нибудь в заначке пять тысяч, клянусь, я никогда не видела, чтобы она два раза появлялась в одном и том же наряде, при своей учительской зарплате она покупает на удивление много разных свитеров), но зато она выразила готовность показать нам каталоги свечей, которые у нее завалялись.

Серьезно. Она предложила нам свой способ заработать деньги. Торговать свечами, Лилли посмотрела на нее и сказала: — Миссис Хилл, вы предлагаете нам всту­пить в нигилистическую битву между имущи­ми и теми, кто имеет еще больше, как в «Шоко­ладной войне» Роберта Кормьера? Мы только недавно читали этот роман на уроках англий­ского и отлично знаем, что бывает, если кто-то осмелится потревожить Вселенную.

Но миссис Хилл с оскорбленным видом от­ветила, что мы могли бы, не впадая ни в какой нигилизм, заняться продажей свечей и даже устроить конкурс на лучшего продавца.

Но когда я заглянула в каталог свечей и уви­дела, сколько там продается свечей разных ароматов (клубника со сливками, карамель, са­харное печенье!) и цветов, то, признаюсь, и сама втайне испытала социальный нигилизм.

Потому что, если честно, то уж лучше пусть старшеклассники сделают со мной то же, что Оби Ван Кеноби сделал с Анакином Скайуокером из серии «Месть сикхов» (то есть отрежут мне ноги лазерным мечом и оставят меня под­жариваться на берегу озера из раскаленной лавы), чем я буду стучаться в дверь моей сосед­ки Ронни и предлагать ей купить за девять дол­ларов девяносто пять центов свечку « клубника со сливками », отлитую в форме настоящей клубники.

А уж можете мне поверить, старшеклассни­ки вполне способны сделать со мной то же, что Оби Ван Кеноби сделал с Анакином. Особенно Амбер Чизман, которая в этом году выступает с торжественной речью и у которой, хотя она и ниже меня ростом, коричневый пояс по хапкидо, так что она запросто может расквасить мне нос ногой. Конечно, если встанет на стул или если кто-нибудь поднимет ее на руки, что­бы она до меня дотянулась.

В том месте во время заседания студенче­ского совета мне пришлось неловко пробормо­тать:

— Предлагаю отложить вопрос.

К счастью, все присутствующие поддержа­ли это предложение единогласно.

— Наш куратор предложила нам ходить по домам и продавать свечи, — сказала я бабушке.

Я надеялась, что сама мысль о том, что ее внучка торгует восковыми копиями фруктов покажется бабушке такой мерзкой, что она тут же откроет чековую книжку и, не сходя с мес­та, выпишет чек на пять тысяч.

— Свечи?

Бабушка и правда казалась несколько встревоженной. Но, как выяснилось, совсем по дру­гим причинам.

—- Мне кажется, свечи будет легче впаривать ничего не подозревающим коллегам родителя типичного ученика вашей школы в его офисе, — сказала она. Конечно, она была права, только ключевое слово здесь — «типичного». Потому что я, например, не представляю, чтобы мой отец (который сейчас в Дженовии, поскольку там проходит сессия парламента) обходил зал и говорил: «Ну-ка, все дружно, покупаем свеч­ки, деньги пойдут на нужды школы, где учится моя дочь. Кто купит больше всех свечей, авто­матически получит рыцарское звание».

— Я буду иметь это в виду, — сказала я. — Спасибо.

Потом она снова завела разговор про этого Джона Пола Рейнольдса-Эбернети Третьего и про то, что в следующую среду она собирает­ся устроить грандиозный благотворительный вечер по сбору средств в поддержку фермеров Дженовии, выращивающих оливы (кстати, они сейчас бастуют з знак протеста против новых правил Евросоюза, которые дают супермарке­там слишком много возможностей влиять на цены). Она хочет произвести впечатление на создателей архипелага Мир и на других участ­ников торгов своей невероятной щедростью (ин­тересно, за кого она себя принимает? За Святую Амелию Дженовийскую?).

Бабушка считает, что после этого меропри­ятия все будут просто умолять ее поселиться на искусственном острове Дженовия, а бедняга Джон Пол Рейнольдс-Эбернети Третий останет­ся с носом.

Для бабушки все это, конечно, прекрасно. Я имею в виду, что у нее скоро будет свой собственный остров, на который она всегда может сбежать. Но мне-то куда скрыться от гнева Амбер Чизман, когда она узнает, что ей придется произносить торжественную речь не с трибуны Элис-Талли-холла, а стоя за стойкой салат-бара в «Стейкхаусе» на Западной 23-й улице?

2 марта, вторник, мансарда

Только я решила, что хуже мне уже не бу­дет — просто некуда, — как мама вручила мне письмо. Это произошло, когда я входила в дом,

Обычно я люблю получать почту. Потому что обычно я получаю по почте всякие интересные штучки, например последний выпуск журна­ла «Психология сегодня», где я могу прочитать о моих предстоящих психологических рас­стройствах. Или просто полистать его в ванной перед сном вместо книги, которую мы прохо­дим по английскому (в этом месяце мы прохо­дим «О, пионеры!» Уиллы Кэтер. Тоска!).

Но то, что мама вручила мне сегодня, когда я открыла дверь, явно нельзя было почитать перед сном и вообще это вряд ли было что-то интересное, потому что оно было слишком тон­ким.

— Миа, тебе письмо из журнала «Шестнад­цать»! — сказала мама, вся такая возбужден­ная и радостная. — Наверное, это по поводу конкурса.

Но я-то сразу могла сказать, что радоваться нечему. В письме наверняка были плохие но­вости. Было совершенно ясно, что в конверте лежит всего один листок бумаги. Уж если бы я выиграл а конкурс, они бы, наверное, приложи­ли к письму контракт, не говоря уже о денеж­ной премии, правда? Например, в фильме «Аспен Экстрим», когда рассказ Т.Дж. Берка про то, как его друг Деке погиб в снежной лавине, напечатали в журнале, ему прислали сам жур­нал, на обложке которого была блестящими бук­вами напечатана его фамилия. Так он и узнал, что его рассказ опубликовали.

Но в конверте, который мне передала мама, явно не было номера «Шестнадцать» с моим именем на обложке, потому что конверт был совсем тоненький,

— Спасибо, — сказала я и быстро взяла у мамы конверт, надеясь, что она не заметит, что я вот-вот разревусь.

— Что в письме? — полюбопытствовал мис­тер Джанини.

Он сидел за обеденным столом и кормил сво­его сына маленькими кусочками гамбургера» хотя у Рокки всего два зуба — один наверху и один внизу, и ни один из них не коренной.

Однако в нашем семействе никого, кажется, не волнует тот факт, что Рокки пока еще не уме­ет жевать твердую еду. Детское питание он есть отказывается, ему подавай то, что едим или мы, или Толстый Луи, поэтому он ест то, что у мамы и мистера Дж. в этот день на обед. Обычно это что-нибудь мясное, наверное, поэтому Рокки такой большой для своего возраста. Как я ни пытаюсь с ними бороться, мама и мистер Дж. все равно кормят Рокки всякими неподходящи­ми вещами вроде цыпленка «Дженерал Цо» или мясной лазаньи, потому что ему все это НРА­ВИТСЯ.

Как будто мало того, что Толстый Луи ест только питание с цыпленком или тунцом, те­перь еще и мой младший брат вырастет плото­ядным.