по слуху и ходит. Ты назад аккуратно пальчиком ткни, ток не пужайся, – посоветовал дед, открывая дверь избушки.

Бобр обернулся: сзади никого не было, только снорк Киргиз сидел на тропинке, крутя в разные стороны головой.

– Нет, не хочется мне назад пальчиком тыкать. Верю, что тут он. Молодец Старый, – сказал в никуда Бобр. Из ниоткуда позади, но очень близко неопределенно хрюкнуло.

Внутреннее убранство избушки не изменилось: стол, две скамьи, несколько шкафчиков, печь буржуйка. Разложив на столе нехитрое сталкерское угощение, – походную бутылку казаков, заблестевшую вдруг гладким стеклом, Егор вымыл руки и сел. Лесник тем временем вернулся со знакомыми пучками зелени, растущей тут недалеко на огороде, и несколькими крупными белоснежными яйцами.

– Откуда это? – спросил Бобр, удивившись за сегодня второй раз.

– Точно знать хочешь? – хитро прищурившись, спросил дед, скидывая ушанку и фуфайку, обнажая седые волосы с каемкой следа от шапки и серый свитер. – А то ведь, смотри, скажу, и аппетит пропадет, – продолжил он, доставая примус и большую сковороду.

Егор почесал в затылке, но, решив, что Лесник уж плохого не посоветует, ответил:

– Да говори уже, – махнул он рукой и потянулся за бутылкой казаков.

– Змеиные это, на болоте собираю, – спокойно сказал дед, высыпая уже нарезанное сало на сковороду и прижимая кусочки алюминиевой советской вилкой с искривленными, но бережно выпрямленными зубьями. По домику понесся изумительный запах жарящегося сала. Желудок сталкера мигом воспринял композицию и заурчал, словно древний холодильник ЗИЛ. Замершая на мгновенье над бутылкой рука продолжила свое движение. Хрустнула сворачиваемая с бутылки крышка, звякнули придвигаемые стаканы, торопливое бульканье жидкости.

– И как, вкусные? – спросил Егор, засовывая в рот веточку ароматного укропа, от которого желудок, страшно жаждущий живой, человеческой пищи, а не консервов и колбасы, протяжно взвыл, что не ускользнуло от внимания Лесника.

– Да, кажись, тебе сейчас в самый раз, – посмеиваясь, ответил дед. – Не боись, чуточку погуще, да запах рыбный бывает, а так, сдается мне, деликатес. – Еще через минуту он разорвал кожистую оболочку яиц над сковородой, выливая их содержимое на сало.

Наконец, поставив деревянную подставку на стол, он водрузил на нее широкую сковороду, на которой шипели и пенились согнутые жаром шкварки и расползались яркие желтки на ажурных, пронизанных дырочками белках. Густо посолив крупной серой солью, он бросил туда пару веточек травки и закрыл сковородку эмалированной крышкой, явно не принадлежавшей этому прибору.

– Пусть дойдет, – двинув бровями, посоветовал дед. – Ну давай, Егорка, по малой.

Они чокнулись. Пятьдесят грамм водки казаков на голодный желудок огненной змеей скрутились внутри. Крякнув, Лесник снял крышку. Аромат, вырвавшийся вместе с облаком пара, заставил Бобра прослезиться от умиления. Совершенно несложное блюдо пахло просто божественно. Удовлетворившись реакцией сталкера, Лесник подвинул к нему корзинку с крупно нарезанными ломтями хлеба.

– Ну давай сынку, угощайся.

Плотно поев и с трудом опустошив сковороду, они вышли и сели на деревянное крыльцо. День близился к концу, небо, частично видимое с освобожденной от молчаливых деревьев делянки, начинало темнеть с одной стороны. Раскурив самокрутку, испустившую душистый аромат самосада в вечернем воздухе, Лесник начал главный разговор.

– Ну что, Бобр, хочешь знать, почему Зона тебе сна не давала, да еще и подарками своими наградила?

Сталкер промолчал. Лесник, правильно понявший его молчание, слегка кивнул головой, затянулся и выпустил струю дыма в землю.

– Беда у Зоны большая.

– Что за беда? – внимательно глядя на Лесника, спросил он.

А где-то внутри вновь появилось и усилилось ощущение его беспокойного состояния, не дававшее ему не только спать, но и мыслить.

– Извести ее хотят. Люди, – с этими словами дед выкинул только что раскуренную цигарку во двор.

Окурок, пролетев пару метров, стукнулся о невидимое и, рассыпая красные, тухнущие в полете искры, упал на землю. Из ниоткуда раздалось удивленное бульканье.

– Извини, Старый, нечего тебе тут стоять, иди.

Пустота удрученно вздохнула. Вспыхнули огоньки глаз и, медленно качаясь, двинулись в сторону открытой дверцы сарая.

– Так ее все время извести хотят, сколько я знаю, что за беда?

– Теперь, Егорушка, большие силы хотят, раньше так, человек малый или конторка задохлая, а теперь тучи, не чета прежним, идут. Солдатики да Долговцы скопом пойдут, но большей частью Долг опасен, только не долговские там ребятки сейчас, а те другие, злые, черные. Зона их не видит и управы найти не может. А они уже кто год, кто месяцы в Долге служат, ума да хитрости набираются, чтобы, значит, в аномалию не попасть, мутанта шибче убить, да кто как дружит в округе, учатся и копят силушку-то.

– А военные как?

– Военные, Егор, никак – муляж они соломенный, высадят их на вертолетах, и будут они монолитовцев огнем дразнить, а те, значит, отбиваться будут. Так все силы и будут стягивать, а черные тем временем, ну, которые в долговской форме, пойдут своим ходом напрямую, на Монолит пойдут и толь взорвут, толь пушкой специальной шарахнут – то Зона сама не ведает.

– Так это все Зона тебе рассказала?

– Конечно, сталкер, чего ж тут мудреного. Все мысли сюда стекаются в черные клетки, да ты сам знаешь, а там же кроме убить, отнять и твое-мое другая чернота имеется, вот оттуда-то и все планы Зона видит, особенно то, что ее напрямую касается. И обидно ей, что извести ее хотят, а недавно пришло, что вот-вот начнется операция какая-то – шибко уж много мыслей про нее пошло. Вот тебе и мне и не спится, вот и зверье не спокойное все, не может и не хочет она печаль свою скрыть, а ты же навродь как помазанник ее стал. К Монолиту тебя сам Страж пустил, стало быть, чист ты перед Зоной, вот и видит теперь тебя она, да и все, значит, дети ее.

Лесник сделал паузу, прислушиваясь к своим ощущениям.

– Защитник ей нужен, тот, кто сможет уберечь ее от беды от этой.

Дед опустил голову.

– Я старый, силы не те, Доктор совсем не по этой части.

Неожиданно голос Лесника зазвенел несвойственными ему звонкими, чужеродными нотками, голова неестественно медленно, словно только что пришедшего в себя человека, повернулась к Бобру.

– А вот ты, Сталкер, – глаза Лесника заполонил зеленый огонь, – ты – можешь!

Лесник закрыл глаза.

Егор вздрогнул. Мороз пробежал по коже, сковав ледяными иглами тело, и, впрыгнув в каждую волосинку на теле, вызвал болезненное ощущение по всей коже. Зона сама сказала главные слова ему. Он промолчал. Та, все-таки уже несколько дней назад минувшая история начала забываться и становиться действительно какой-то правильной ожидаемой точкой, определяющей его, Егора, суть. Сталкер чувствовал что-то древнее и одновременно