— Именно, — иронически подтвердил Марков.

— Но есть, Михаил Степанович, одно но… — Старков весело посмотрел на Маркова. — Все они коммунисты!

Довольно долго они ехали молча, думая каждый о своем. У железнодорожного переезда пришлось остановиться и ждать, пока пройдет поезд.

Марков вздохнул.

— А все ж не думал я, идя в органы, что мне приведется такое. Вы понимаете, это страх не за себя.

— Увы, Михаил Степанович, положение у нас с вами безвыходное, — сухо, без тени улыбки сказал Старков. — Назвались чекистами — полезай в опасные и нелегкие дела. Но все на нашей грешной планете, в том числе и самое необыкновеннейшее, свершают люди. Обычные люди. — Старков помолчал. — Шутка сказать, была громадная темная, как тайга, Россия с царем-батюшкой во главе. А на ее месте возникло светлое государство социализма. И сделали это мы. Между прочим, как раз батька нашего Кравцова брал Зимний. И был тогда совсем неграмотным солдатом. А ваш отец что делал, когда была революция? То-то! Ну хватит об этом, Степаныч. Обнаружил нервы? Тоже хорошо. Теперь вы знаете, где они, и можете ими управлять…

Машина мчалась по шоссе, которое было, как прямая просека в лесу. Старков уменьшил скорость и посмотрел на спидометр.

— Где-то здесь…

Они проехали еще немного и увидели стоящего на шоссе офицера, который делал им знак остановиться.

— Сворачивать? — спросил у него Старков.

— Дальше не проехать, — ответил офицер. — Поставьте машину на обочину. Идти шагов триста, не больше.

Они вошли в лес, и сразу их обступила спокойная тишина, в лицо пахнули пряные ароматы горячего летнего дня. Марков невольно замедлил шаг. А Старков, будто не замечая ничего вокруг, шел рядом с офицером своим обычным размашистым легким шагом. Они говорили о деле.

— Не сопротивлялся? — спросил Старков, отстраняя свисавшую на пути ветку.

— Нет. — Офицер засмеялся. — Его ведь первая девчонка обнаружила и подняла такой крик, что люди сбежались со всех сторон. А пистолет он даже не вынул. Удивительно, как люди его не прикончили! Мы в самый раз прибыли.

— Вам бы пораньше девчонки надо, — ворчливо сказал Старков. — Где его сбросили?

— Да тут же.

— А почему он отсюда не ушел?

— Говорит, решил ждать темноты. Сбросили-то его на самом рассвете.

— Парашют, снаряжение нашли?

— Он все зарыл и сам показал где.

— Имя девочки записали?

— Катя Лагутина. Дочка путевого обходчика. Она здесь…

— Я вижу, здесь целый митинг, — недовольно сказал Старков.

Они вышли на лесную поляну, на которой толпились не менее сотни людей. Были тут и мужчины, и женщины, и, конечно, вездесущие ребятишки. Люди сгрудились вокруг парня в красноармейской форме, понуро сидевшего на гнилом пне. Рядом с ним на лугу лежали скомканный парашют и нераспечатанный грузовой контейнер.

— Здравствуйте, товарищи! — громко сказал Старков, подходя к толпе.

Отвечая Старкову, люди расступились.

— Кто из вас принимал участие в задержании парашютиста?

Ребятишки вытолкнули вперед девчушку лет четырнадцати. Босоногая, курносая, с растрепанными рыжими волосами, она исподлобья смотрела на Старкова. Вперед вышли еще три человека: пожилой мужчина в парусиновом мятом пиджаке, женщина с маленькой корзиночкой земляники и круглолицый, багряно-румяный юноша в тюбетейке на крупной бритой голове.

— Спасибо, товарищи, — сказал Старков, внимательно вглядываясь в их лица. Он остановил взгляд на Кате Лагутиной и увидел, что на правой щеке у нее засохшая царапина.

— Это он тебя?

Катя фыркнула, тряхнула кудлатой головой.

— Ничего, я ему тоже… — она прикрыла царапину ладонью.

— А он же мог тебя из пистолета?

— Пусть бы попробовал!

Старков рассмеялся и оглянулся на Маркова.

— Вон ты какая!

— Такая уж…

— Молодец, Катя! Спасибо тебе огромное.

— Не за что… — девчушка презрительно посмотрела на парашютиста. — Лезут, гады…

Старков приказал офицеру записать со слов тех, кто задержал лазутчика, как все это было, а остальных попросил разойтись.

— Нам надо работать, товарищи…

Люди не очень охотно стали расходиться. Старков подошел вплотную к парашютисту:

— Ну, герой Гитлера, назовись.

Подняв голову, парень с тупым страхом смотрел на Старкова и молчал.

— Фамилия? Имя? — повысил голос Старков.

— Куницкий, — негромко и хрипло ответил парашютист.

— Яснее, громче.

Парашютист прокашлялся:

— Куницкий Петр.

— Где в плен сдавался?

— Нигде не сдавался. Освобожденный я.

— Что значит освобожденный?

— Сидел в минской тюрьме. Немцы освободили.

— За что сидел?

— По тридцать пятой.

Старков переглянулся с Марковым.

— Академические кадры, ничего не скажешь. Что собирался здесь делать?

— Ничего не собирался. Думал, как сяду, дам деру куда подальше. В Сибирь, к примеру.

— Тебя обучали?

— Две недели и пять дней.

— Где?

— В спецшколе…

— Они, — тихо сказал Старков Маркову.

Он приказал офицеру доставить пойманного в Наркомат госбезопасности и кивнул Маркову.

— Поехали домой.

Шагая по лесу, Старков улыбался и посматривал на Маркова.

— Ну как у нас с нервами?

— По крайней мере знаю, где они находятся, — отшутился Марков.

Старков остановился.

— Знаете, о чем я думаю? Ваша группа будет действовать там в благоприятнейших условиях. Да, да, Михаил Степанович, в благоприятнейших. Вспомните того первого, которого привез Петросян. Немец, не то что этот уголовник. На сколько у него спеси хватило? Ровно на сутки. А потом как он лебезил, как покорно ползал на брюхе, как поносил всю свою епархию! Ведь его же уверили, что война с Россией — веселая прогулка. И академики Канариса тоже развращены успехами. После легких добыч в Европе у них должна быть очень опасная для господина Канариса самоуверенность и наглость. Вы только подумайте, они вот на этого типа, на тридцатипятника, возлагали задачу подорвать наш тыл! Наглецы! А тут Катя… — Старков посмеялся. — Одна Катя. И сюжету конец.

Они вышли к машине и остановились, любуясь зеленым коридором шоссе, по краям которого крутым водопадом рушился солнечный свет.