Причем заниматься в школе могли все без исключения появляющиеся в Дубочках дети. Как приезжающие специально с этой целью из Буденовки малолетние жители элитного коттеджного поселка, которых родители привозили на дорогих пафосных тачках, так и дети простых работников и даже селян – всех без исключения. Ни с кого из них денег за обучение в школе верховой езды денег не брали. Вместо этого в обмен за полученное удовольствие дети должны были по мере сил помогать на конюшне, чистить денники, лошадей, выполнять различные поручения: красить, приколачивать, переносить и тому подобную работу, которой всегда много на конюшне. Но дети были счастливы, им эта обязанность казалась не платой за обучение, а самым высшим в жизни наслаждением.

Самых ловких и умелых, кто демонстрировал успехи в конном спорте, Василий Петрович отдавал на обучение уже к специалистам, занимавшихся тренировкой мальчишек и девчонок с целью выискать среди них своих собственных жокеев, в преданности которых невозможно было бы сомневаться. В планах Василия Петровича было выведение новой отечественной породы лошадей. Он мечтал получить породу, способную утереть нос всем западным фаворитам. И для будущих чемпионов ему были нужны будущие великие жокеи.

Были в конной школе также и больные детишки со всей страны, которые приезжали с родителями в поисках спасения от недугов в иппотерапии. И надо сказать, что результаты были превосходными. Состояние почти всех детей после лечебных занятий заметно улучшалось. Родители были счастливы и на следующий год неизменно возвращались назад, утверждая, что время, проведенное в Дубочках, стало для них поистине незабываемым.

Эти гости жили в специально обустроенных коттеджах, рассчитанных на троих-шестерых человек. Затем было построено здание мини-гостиницы, там могли останавливаться люди самого скромного достатка. Ни один номер не стоил больше пятисот рублей в сутки. И сюда также входил сытный и обильный деревенский завтрак. Каша, творог, молоко и какие-нибудь фрукты, мед или варенье. И конечно, зачастую люди задерживались в Дубочках по многу дней и даже недель. В планах у Василия Петровича было также построить санаторий, где дети и взрослые могли бы проходить полный курс реабилитационных или восстанавливающих процедур, включая все самые современные.

Но это было еще в планах, которые грозили превратить Дубочки в нечто и вовсе грандиозное, место, где постоянно будут толпиться посторонние люди. И не просто работники, к которым привыкаешь, многих из которых знаешь по имени или хотя бы в лицо, но совершенно чужие люди, которые могли окончательно нарушить ту иллюзию оторванности от большой жизни, которую Алена, оказывается, так полюбила за эти годы.

– Вот так у нас и появился Виктор Андреевич, – со вздохом закончила Алена свое затянувшееся объяснение. – Прослышал про гостеприимство Василия Петровича, заехал к нам, чтобы лично познакомиться. Очень хвалил Васю. Сказал, что он первопроходец, что он слава и гордость Отечества, что на таких, как он, и стоит земля русская. Славный старикан, но есть у него одна фишка, на которую, если он сядет, то поедет вперед без остановки.

– И какая?

– Старик ненавидит коммунистов и советскую власть.

– Да ты что? Есть и такие люди?

– Представь себе. Ненавидит Ленина и его шайку лютой ненавистью, причем, что интересно, не за себя лично, его семья вроде бы ничего особо после революции не потеряла. Как были они научной интеллигенцией без благородного происхождения, так и остались ею. Новая власть нуждалась в обученных специалистах, своих-то научных кадров у них было с гулькин нос.

Большевики формировались из людей простых, крестьян и рабочих. А они при всей своей смекалистости и башковитости русских мужиков наукам обучены не были. И для их подготовки нужно было время, деньги и опять же специалисты. Учитывая, что после Гражданской войны в стране закрылись или практически закрылись многие учебные заведения, кадры набирали где могли. И отец Виктора Андреевича попал в их число.

– Значит, у него все сложилось счастливо? Никакие репрессии его не коснулись?

– Да, вполне. Я так понимаю, он скончался вполне дряхлым и всеми уважаемым старичком, у которого была масса учеников, любимая работа и кафедра, которой он заведовал много лет подряд. Ходил на свою любимую работу до последнего и умер на своем рабочем месте.

– Ты мне про самого Виктора Андреевича рассказываешь или про его отца?

– Да, у них похожие судьбы, ты тоже находишь?

– Просто один в один.

– Так вот, о чем я тебе говорила… Ах да! Несмотря на то, что семья Виктора Андреевича от революции не пострадала, он ненавидит коммунистов за то, что они разрушили вообще всю страну. Говорит, что они полностью уничтожили процветающую мировую державу, превратили истерзанную страну в полигон каких-то маразматических реформ и бессмысленных указаний, которые только ухудшали и без того ужасное положение.

– Жуть какая, – передернуло Ингу. – Он так и говорит?

– Примерно в этом духе.

– Но ведь были и успехи. Особенно после того, как мы выиграли войну у фашистов.

– Виктора Андреевича это не утешает. Он считает, что победа далась слишком дорогой ценой. И виноваты в этом… Угадай сама кто?

– Да уж чего тут угадывать, и так все ясно. Слушай, а может быть, он монархист в душе?

– Может, и монархист, но признает, что царская династия Романовых, как монархическая, способная вновь взять власть в свои руки, увы, прервалась.

– Почему? Есть же их потомки.

– Ни один из ныне существующих Романовых не может официально претендовать на трон. Большевики и тут постарались обезопасить себя. Они казнили всех, кто мог представлять для них хоть какую-то опасность.

– И что… Все это до сих пор не дает старику покоя?

– Да, – отозвалась Алена, которая выглядела все более и более рассеянной и в то же время раздраженной. – Но послушай, Инга… Я же тебя совсем не для того сюда позвала, чтобы болтать про Виктора Андреевича.

– А для чего?

– У меня есть к тебе дело.

И она так красиво хрустнула пальцами, как умела делать только она одна. Инге всегда казалось, что кости ее подруги стучат друг о друга, словно какие-то невероятные музыкальные инструменты. Очень точные, четкие и в то же время звонко-мелодичные. Обычно Алена хрустела пальцами, когда была чем-то сильно взволнована. Инга помнила об этом и поэтому спросила куда более встревоженным голосом:

– Так и в чем же проблема?

– У меня… мне кажется… нет, я даже почти уверена. Впрочем, наверное, ты скажешь, что я сошла с ума.

Подруга выглядела такой растерянной, что Инга окончательно убедилась: ее дурные предчувствия вполне реальны.

И уже предчувствуя, что добрых новостей она от подруги не услышит, Инга вновь поинтересовалась:

– Так что же ты хотела мне сказать?

Каково же было ее изумление, недоумение и даже страх, когда Алена наконец выпалила то, что тяготило ее все это время.