и прочая, – он поклонился с улыбкой. – Можно сказать ваш отдаленных сосед, мои замки как раз на границе с Шартром, на юго-запад от ваших владений.

– Бог ты, мой! – Ги обнял его. – Прости меня, Пьер, совершенно голову тут потерял со всеми этими заботами и делами похода. – Еще раз приношу свои извинения за невольную свою забывчивость и бестактность.

– Тебя можно понять, – ответил Пьер, – довелось услышать краем уха о твоем несчастье. Смерть любимой супруги все-таки…

– Ну и это тоже. Мы же с тобой, если не ошибаюсь, сначала порядком покормили вшей под Зарой, а потом случайно пересеклись под Сен-Жан-д’Акр. Так ведь?

– Все верно.

– А куда ты потом оттуда уехал? Ты же как раз вроде в порту кого-то дожидался…

– Да вот, решил было счастья попытать и подался под Константинополь. Его светлость де Фландр наобещал гор золотых… – кривая ухмылка его сама за себя все красноречиво рассказала.

– От добра грех добра искать. – Отшутился Ги.

– Мне немного свезло даже… – похвалился де Вуазен. – После штурма успел урвать много чего из их храмов и дворцов. В общем, остался не в накладе.

– А чего с нами подался снова сейчас?

– Да скука дома заела, жена своим вечным ворчанием допекла… – Пьер махнул рукой обреченно, – как тебе сказать… есть такие…в общем горы золотые притащи… а им все мало и мало…. И «бу бу бу бу» целыми месяцами…

– В каждом плюсике есть огромный минусище… – прыснул смеху де Леви.

– Поэтому я и оставил дома жену на хозяйстве… – Пьер кивнул в сторону большой палатки, – а вот недавно ко мне нежданно-негаданно приехали матушка и сестрица. Видимо и им получше тут, чем с моей Бертрадой. – Кстати, пошли ко мне в палатку, заодно и представлю тебя им.

Ги попытался отказаться, но, принял его предложение.

– Ну, что же, не откажусь от бокальчика хорошего вина и милой беседы с дамами.

Пьер жестом подозвал оруженосца, что-то шепнул тому на ухо. Воин убежал выполнять распоряжения сеньора.

Они за пустым разговором прошли еще немного, Пьер приоткрыл полог, Ги вошел и увидел сидящих в походных креслах женщину лет около пятидесяти, наверное, и юную брюнетку с огромными глазами и длинными косами, красиво уложенными кольцами.

– Матушка, сестрица, – торжественно и с нескрываемой гордостью в голосе представил его Пьер, – Его светлость мессир маршал Ла Фо армии воинов Христовых, сеньор Ги де Леви, владетель Сент-Ном, шевалье… мой старинный приятель по походу на Константинополь.

– Полагаю, это излишне, Пьер, – покраснел Ги. – Я не думаю, что титул маршала Веры позволяет применять в обращении ко мне «его светлость» …

– Моя дражайшая матушка, сеньора Эрменгарда де Вуазен, урожденная де Бланшфор. – Ги дежурно поцеловал ее протянутую руку. – Моя любимая сестрица, мадемуазель Жанна. (девушка стала пунцовой от смущения) – де Леви поклонился ей и коснулся губами нежной кожа на ее руке.

– Это честь для меня, сеньора Эрменгарда и мадемуазель Жанна.

– О! Кстати, у сеньора Ги дочку вроде бы также звать. – неуклюже вставил фразу де Вуазен. – Так ведь, Ги?

– Да. – Смутившись, ответил ему Ги.

Лицо матушки, бывшее до сей фразы выражением радушия, немного посуровело.

– Матушка, мессир маршал, к несчастью, недавно овдовел и потерял свою супругу…

Ги смутился, чем еще сильнее покорил и мать и, что более важно, сестру Пьера – красавицу Жанну, которой недавно исполнилось шестнадцать лет и она, можно сказать, уже засиделась в невестах.

В те времена замуж могли выдать чуть ли не с пеленок, после чего юная будущая невеста увозилась в дом жениха, где за ней следили, кормили и воспитывали до оговоренного срока.

Чаще всего сама свадьба намечалась на двенадцатилетие невесты или после наступления первой женской крови.

А то, что двадцатидевятилетний сеньор Ги был знатным сеньором, да еще и маршалом крестоносной армии, ну и по слухам еще и любимчиком самого короля, а также вдовцом с молоденькой дочкой от прошлого брака, это была несказанная мечта для практически любой невесты.

В отличие от своей чрезмерно серьезной и подозрительно недоверчивой матери, юная Жанна де Вуазен просто светилась искренней наивностью, чистотой и обескураживающей доверчивостью.

Девушка заслушивалась рассказами Ги, который в ее глазах казался каким-то непобедимым Ахиллесом, словно сошедшим со страниц Илиады Гомера.

Его своеобразная манера вести беседу во время ставших частыми дневных прогулок по окрестностям крестоносного лагеря или верхом на лошадях в моменты перемещений армии окончательно покорила девушку, которая просто влюбилась в него по уши, что не преминула отметить ее мама, которая прямо и безо всяких обиняков сказала своему сыну:

– Пьер, сын мой. – Она напряженно поджала свои губы, – Твоя сестра не на шутку увлечена нашим частым гостем.

– Я не думаю, мама, что сеньор Ги просто пришелся по сердцу нашей Жанне, – ответил сын, не до конца понимая намек матери.

– Пьер, господи, ты вроде сам отец, а не понимаешь меня и мои намеки. – Эрменгарда де Вуазен, а так звали его матушку, сердито нахмурила брови и топнула ногой. – Твоя сестрица влюбилась в него… – она сделала паузу, и потом добавила: – как кошка.

Рыцарь хохотнул, чем ее сильнее рассердил матушку.

– И ничего тут смешного вовсе нету. Нам надо думать, как организовать сватовство твоего товарища. Насколько я понимаю, он, хотя и не вот уж какого знатного и древнего рода, но обеспечен и… – она придала своему лицу многозначительное выражение, – сам его величество король привечает его, так что, или ты с ним поговоришь по-свойски, или… – она уперлась руками в бока, – мне придется самой строго спросить с него.

Пьер удивленно поднял брови:

– Вам, матушка? Строго спросить с него? Но, что? И о чем вы желаете спросить, ежели он ни в чем не согрешил… да и не виноват вовсе. Жанна у нас девушка увлекающаяся, романтичная и мечтательная…

Эрменгарда вздохнула и сказала:

– Я так и поняла. В нашей семье все всегда самое ответственное приходится делать самой. От вас проку мало…

Ги же, как назло, несколько дней не появлялся у них в гостях. Этим