долго, с наслаждением думая о кончине брата. Этот государь не чеканил монет со своим изображением, не заказывал бюстов, портретов, архитектурных шедевров, не оставил даже наследника, которому достался бы трон. Единственное наследие Тибо – уничтожение подземных ям, исчезновение пустот, ничто. После самого короткого в истории царствования он ушел, ничем себя не прославив.

Эта мысль вызвала бы у Жакара улыбку, если бы он умел улыбаться, но… Одно событие мешало ему чувствовать себя счастливым. В Траурном покое, оставшись наедине с усопшим, он ощутил, как холод сдавил затылок, словно сзади вот-вот нападут. А потом произошло необъяснимое… Жакар постарался забыть об этом, решил, что не расскажет о случившемся никому и никогда, хотя вполне осязаемые улики лежали теперь у него в кармане несомненным напоминанием. Тибо… совершил поступок. Можно сказать и так. В свойственной ему манере. Насколько покойник вообще способен действовать. И в ответ в душе принца шевельнулось давным-давно погребенное чувство, вполне невинное и в то же время опасное, его Жакар особенно пытался вытеснить во что бы то ни стало. Нелегко ему пришлось и на кладбище. Металлический холод вновь коснулся затылка, словно лезвие кинжала. Жакар напрягся как струна. Легчайший ветерок мог бы сейчас столкнуть его в могилу. Прямо над ним дрожали и переливались в небе зеленые полосы, как будто весь остров ходил ходуном. Жакар решил, что Сидра устроила в честь Тибо северное сияние – это она умела. Мысль ему не понравилась. По счастью, священник попросил поскорей завершить погребальную церемонию, и Виктория, уставшая от всхлипываний и причитаний, потащила жениха к выходу.

Эма вслед за остальными шла между могилами прямо по снегу. Не чувствовала, что промочила ноги, не замечала, как грузно ступает, как тяжела близкая ночь. Не видела северного сияния. Кто-то коснулся ее платья, взял за руку и необыкновенно осторожно вложил в покрасневшие пальцы синий конверт. Она не дала себе труда взглянуть, кто это, что там. У калитки приостановилась. Как можно уйти, если Тибо останется здесь? Повернула обратно, но толпа отнесла ее в сторону сада. Люди торопились вернуться к обычной жизни, хотя жизнь никогда уже не станет такой как прежде.

Скорбящие расходились в разные стороны, а на самой высокой башне снова зазвонили колокола, и звонари со всех концов острова поспешили ответить. Звонили во всю мочь, каждый по-своему. Неведомо, звали они на помощь к больному, на пожар, на крещение, на похороны или все это вместе. Неведомо, лгали они или плакали искренне. В одном нет сомнения: от их звона разрывалось сердце.

Жакар пытался заставить колокола умолкнуть – напрасно. Часа через два гул понемногу стих, но ветер приносил отголоски из Френеля, там звонили всю ночь.

4

«Милая моя Эма, если ты читаешь это письмо, значит, ты жива, а я простился с жизнью. Я обещал тебе счастливое королевство и не выполнил обещания, прости меня.

Оставайся свободной. Живи по-своему.

Если это в моей власти, я буду тебя сопровождать.

Если нет, я буду тебя ждать.

Так или иначе, я люблю тебя.

Тибо».

Эма смяла письмо из синего конверта, который сунул ей в руку Манфред на выходе с кладбища. Швырнула на ковер. Потом подобрала. Расправила, перечитала, бережно сложила и спрятала за корсаж. Прошел не один час. Она ничего не предпринимала, только чувствовала, что письмо поднимается и опускается, дышит вместе с ней.

Вечером крестьянка снова принесла ей поднос, полный еды. Эма ела мало, и лучшие куски припрятала в узелок. Она корила себя за сон в позапрошлую ночь, когда все звезды покинули небо. Знала бы она, что смерть подкралась так близко, она бы вслушивалась в каждый стук сердца Тибо, вбирала бы каждую каплю его тепла. А теперь поздно…

Поднос унесли. У дверей сменилась стража. Эма медленно раздевалась. В пустыне огромной белой постели сжалась в комочек – одна, совсем одна. Положила письмо на подушку и прижалась к нему щекой. Она падала с высоты. В ушах шум водопада. Падала ниже, все ниже. Наконец Эма провалилась в сон без сновидений.

Проснулась посреди ночи и почувствовала, что в комнате кто-то есть. Ночник погас, вокруг темнота. В ушах только шум водопада… Какой-то звук донесся до нее из соседней комнаты, где прежде дежурили телохранители. Пять ударов. Кто мог воспользоваться условным сигналом? Симон и Овид погибли. Снова пять ударов. Кто же…?

Только телохранитель, который не служил больше во дворце и поэтому остался жив. Эма ответила, постучав сама. Стук возобновился, двинувшись дальше по перегородке. Королева поднялась с постели и последовала за ним. Стук продолжался до наружной стены. Значит, Лукас ждал в саду.

Эма укуталась в одеяло и прихватила узелок. В саду пока что все оставалось по-прежнему. Привычный ржавый стол, хромые стулья, плющ вился по стене, цветы ушли под землю. Эма присела возле ограды, прижавшись лбом к жесткому дереву, точь-в-точь как Лукас с другой стороны.

– Ты снова в охране? – шепотом спросила она.

– Вроде того.

– Как тебе удалось попасть в ту комнату?

– Через окно. Заметят только завтра утром.

– Ты можешь выходить из замка? Я – нет. За тобой следят?

– Все следят за всеми. Но пока что – да, я выхожу из замка.

– Мой сад они тоже стерегут?

– Нет. Считают, что ты не сможешь перелезть через стену.

– Ошибаются.

– Знаю.

Лукас замолчал. После похорон все слова потеряли для него смысл.

– Эма, что произошло вчера вечером?

– Не знаю. Было совсем темно. Тибо упал в водопад. Я прыгнула за ним… Но его не нашла. Он исчез.

Четкий стук сапог раздался в тишине. Жакар опасался за свою жизнь и успел распорядиться о ночном патруле. Лукас спрятался в тень. Патрульные его не заметили.

– Ты ел? – спросила Эма, когда шаги стихли.

– Нет, а ты?

– Они пичкают меня едой, будто гуся на убой откармливают. Вот держи.

Она перекинула узелок через ограду, тот упал Лукасу прямо на голову.

– Юбка? Всегда мечтал о юбке.

– Молчи и ешь.

Лукас начал с печенья с каштановым медом. Богатый вкус, замечательный, необычный. Вкус прежнего мира, не похожего на тот, в каком он проснулся сегодня утром. Такое лакомство – дурной знак. Обычно узников скверно кормят. Но он не стал обдумывать, что это значило, он пришел сюда по конкретному делу.

– Эма, знаешь, вечером накануне поединка… я дал Тибо обещание. В случае, если он не вернется.

– На этот раз он не вернулся.

– Да, не вернулся.

– И какое же?

– Он хотел, чтобы я отвез тебя в Бержерак.

– В Бержерак? Каким образом?

– Я поговорил с Бушпритом, братом Феликса. Он все еще лоцман. Сможет посадить тебя на рассвете на фрегат, который отвезет новости королю Фенелону.

Эма грустно улыбнулась. Конечно, это тот самый фрегат, который снарядил Тибо перед свадьбой на случай, если ей и Лисандру придется бежать.

– Бушприт… Он знает о Феликсе?

– А что он должен знать?

– Феликс погиб. Овид и Симон тоже.

Лукас надолго замолчал. Смерть Тибо заслонила