– О, никоим образом! – весело отозвался Эгмонтер. Его легкомысленный вид и небрежный тон контрастировали с напряженной серьезностью остальных, но отчасти и снимали гудящее в воздухе напряжение. – Глава моего рода, герцог Эгмонтер, присягал императору Карлиту. Но сам я вассальной клятвой ни с кем не связан, так как, увы, пока не владею собственным доменом. Поэтому для меня будет великой честью служить королю Митрила, ваше… высочество.

Яннем слегка улыбнулся. Протянул руки ладонями вверх. Эгмонтер на миг заколебался – вряд ли он ждал такого быстрого развития событий, – но потом преклонил колено и вложил свои руки в руки принца Яннема, а затем произнес традиционные слова присяги:

– Клянусь, что моя жизнь, воля и мана пребудут на службе короны Митрила, отныне и пока кровь моя не вытечет из жил до последней капли.

– Принимаю твою клятву, клянусь в ответ защищать тебя от твоих врагов и вести тебя в бой с силами Тьмы, во имя Светлых богов, – сказал Яннем и трижды пожал руки Эгмонтера, вложенные в его руки.

И только когда он сделал это, все поняли, что сейчас произошло.

Яннем поднял голову и уже без улыбки посмотрел на членов королевского Совета, которые молча смотрели, как он принимает присягу человека, только что ставшего с ними вровень.

– Милорды, кто-нибудь желает оспорить это назначение? – спросил Яннем.

Лицо лорда Дальгоса, до сих пор непроницаемое, вдруг скривилось в досадливой гримасе. «Не надо было», – сказал он одними губами, но Яннем не заметил этого. Он напряженно ждал возражений.

Возражений не последовало.

– В таком случае назначаю виконта Эгмонтера из Парвуса Лордом-хранителем в королевский Совет. Да будет его служба на благо Митрилу.

– Да будет его служба на благо Митрилу, – повторил нестройный хор голосов.

– Но позвольте! – вдруг встрепенулся Лорд-пресвитер. – Ведь только король может утверждать кандидатуры членов Совета. Как же…

– Мы только что все подтвердили, что принимаем это назначение, – отозвался лорд Дальгос. – Никто не возразил. Вы были против, лорд Мелегил?

– Н-нет, в целом нет, но…

– Если нет, значит, вы также согласились и с тем, что принц Яннем имеет законное право проводить подобные назначения. Это значит, что вы, как и все мы, только что признали за ним право принимать решения, на которые волен лишь король.

– Но мы же еще не голосовали! – в негодовании воскликнул лорд Иссилдор, а лорд Адалозо закусил губу: он уже понял, что их, кажется, только что ловко надули. И кто? Мальчишка… Не владеющий магией, неопытный мальчишка, которого они еще недавно отказывались рассматривать как серьезного претендента на трон.

– Мы проголосовали, лорд Иссилдор. По-моему, это очевидно, – сказал Лорд-дознаватель.

Оглушительно хлопнула дверь. Все повернулись, но увидели лишь спину принца Брайса, стремительно вышедшего прочь.

Никто, включая Яннема, не успел разглядеть выражения, мелькнувшего в его глазах.

Когда Брайс злился, он всегда убегал. В детстве это было легко. Никто особенно не следил за ним: он был всего лишь младшем из четверых принцев, полукровкой. Грязным полукровкой, как его обозвали сегодня на заседании Совета, и от одного этого воспоминания Брайс сжимал зубы до хруста. Но его положение являлось неоспоримым фактом, который он слишком хорошо сознавал и с которым, в сущности, смирился давным-давно. Отец, пожалуй, любил его – может быть, в память о матери, а может, за то, что из всех сыновей Лотара именно Брайс проявлял наибольшую одаренность к магии и больше прочих любил ею пользоваться. Правда, чаще для баловства, но как еще он мог ее применять? В последнюю войну с орками ему едва стукнуло пятнадцать, и в бой его не пустили. В то лето были еще живы Клайд и Рейнар, и Брайс до сих пор помнил, как горело у него лицо и уши, когда они безжалостно высмеяли его жгучее желание присоединиться к ним и отцу в битве. «Подрасти сперва, щенок», – хохотали они. А когда знамена армии, ведомой старшими митрильскими принцами, скрылись на горизонте, Яннем подошел к Брайсу, сжал его плечо и сказал: «Они просто самодовольные остолопы. Там сам это знаешь». И как ни хотелось Брайсу огрызнуться, он не сделал этого и не сбросил руку Яннема со своего плеча. Потому что Яннем в ту войну тоже остался дома, хотя ему уже исполнилось семнадцать и его место было рядом со старшими братьями и отцом. Но кому он там нужен, на поле боя – не умеющей колдовать, не способный не то что использовать заклинания, но даже поставить и держать вокруг самого себя элементарный защитный барьер? За ним пришлось бы бегать пачке придворных магов, оберегая, как наседки цыпленка. Он стал бы только обузой.

Они оба были изгоями в собственной семье, оба знали это, оба научились с этим жить. И это всегда их роднило.

Но те времена прошли.

Когда Яннем сделал в Совете то, что сделал – принял присягу новоявленного Лорда-хранителя, утвердил его назначение и ни от кого не получил возражений, – Брайс не сразу понял, что именно произошло. Точно так же медленно он среагировал в ущелье, когда заклинание тролльего шамана сбросило отца со скалы. Он не считал себя тугодумом, отнюдь, даже Клайд с Рейнаром не упрекали его в подобном. Просто Яннем всегда соображал быстрее. Он мгновенно приспосабливался к любым переменам, чутко улавливал сиюминутные обстоятельства и умел извлекать выгоду из событий. И там, на скале, он раньше Брайса понял, что смерть отца изменит между ними все. Конечно, они и прежде понимали, что этот день рано или поздно придет, но никогда не обсуждали этого вслух. Ведь Лотар был еще далеко не стар, как для королевской особы – помазанные монархи живут долго. А в последний год король, утешившийся наконец после смерти второй жены, присматривал новую супругу… Нет, ни Брайс, ни Яннем никогда не говорили о том, что будет, когда их отца не станет. Яннем, возможно, думал об этом. Но Брайс… Брайс – нет. Ему лишь недавно исполнилось двадцать лет. Жить настоящим было проще.

Поэтому сейчас, когда Яннем так наглядно показал ему, где его место, он отреагировал как мальчишка. Просто сбежал – от этого унижения, от такого стремительного и полного поражения, но главное – от своего гнева. Брайс чувствовал, что если останется, то сделает или скажет нечто такое, о чем впоследствии будет жалеть. Поэтому просто покинул зал Совета, едва не бегом спустился по лестнице, ворвался в конюшню, перепугав конюших, и, грубо отвергнув их услуги, самолично взнуздал коня. И через четверть часа оказался в городе – в шумном, суетливом, многолюдном Эльдамаре, где никто не знал его настоящего имени. Где он переставал быть и грязным полукровкой, и наследным принцем, только что потерпевшим поражение.

Здесь, в городе, он был Брианом, сыном одного из многочисленного сонма придворных лордов. И у этого Бриана в городе водилось полно друзей. Они всегда были страшно рады видеть его и упиться с ним в хлам – разумеется, за его счет.

Брайс так спешил убраться из дворца, что забыл переодеться, но его мрачный костюм никого в городе не смутил: многие сегодня облачились в черное. Не то чтобы по королю Лотару очень скорбели, разве что в той мере, в какой народ всегда скорбит по монарху, особенно в отсутствие официально признанного наследника. Однако традиция предписывала всему дворянству облачиться в траур и носить его тем дольше, чем знатнее род. Трактиры, однако, не закрылись: митрильцам оставили возможность помянуть почившего короля, хотя алкогольные напитки во время Поста были строго запрещены. Люди собирались тем вечером в тавернах, чтобы обсудить безвременную кончину монарха, повздыхать, посокрушаться, прикинуть, какое влияние окажет смерть короля на торговлю и не отменят ли на этой неделе ярмарку. Однако слишком явные проявления скорби не приветствовались, как и вообще любые бурные чувства. Народ Митрила, тысячу лет назад построивший в горах город, а затем шаг за шагом отвоевавший у орков обширные земли, примыкающие к хребту с юга и запада, был довольно суров и не растрачивал сил на пустые стенания.