тех, кому оно требуется, весь человеческий род избавится от слепого случая и от власти судьбы. Все человечество получит свою судьбу в свои собственные руки, оно станет подчиненным своей собственной идее, оно с абсолютной свободой сделает отныне из себя самого все, что только оно из себя пожелает сделать»[11]. В фихтеанской программе политического конструктивизма, при желании, можно разглядеть зародыш будущего марксистского проекта по тотальной эмансипации человека, утверждающий в качестве неумолимой исторической закономерности необходимость наступления стадии развития общества, на которой будет господствовать «…свободная индивидуальность, основанная на универсальном развитии индивидов и превращении их коллективной, общественной производительности в общественное достояние»[12]. Несмотря на серьезные формальные и сущностные расхождения между этими двумя политическими проектами, и тот и другой основываются на утверждении примата свободы личности в качестве основного морального императива, а также признании, что достичь искомой свободы можно только на надежных научных основаниях, подчинив всю общественную жизнь единой цели нравственного и духовного освобождения. Таким образом, обретя политическое измерение, наукоучение Фихте позволяет окончательно снять исходные обвинения его философии в субъективизме и солипсизме, предавая его исходной формуле «Я = Я» новое, общеисторическое прочтение, согласно которому высшей стадией реализации частного «я», своеобразным апофеозом самости, является утверждение некоего всеобщего «Я», превосходящего ограниченность частных проявлений и суммирующего в себе многовековой опыт человечества.

Гасилин А.В. – аспирант сектора аналитической антропологии Института философии РАН, ведущий редактор ИНИОН РАН.

Предисловие автора

Некоторые друзья трансцендентального идеализма, или системы наукоучения, дали этой системе название новейшей философии. Несмотря на то что название это звучит почти как насмешка и исходит, по-видимому, из предположения, будто ее основатели ищут самой новейшей философии; несмотря, далее, на то что основатель этой системы со своей стороны убежден в том, что существует одна-единственная философия, подобно одной лишь единственной математике, и что, как только эта единственно возможная философия найдена и признана, не может больше возникнуть никаких новых, но что все предшествующие так называемые философии будут с этих пор рассматриваться лишь как попытки и предварительные работы, – он все же при выборе заглавия популярного сочинения предпочел последовать этому словоупотреблению, несмотря на связанный с ним риск, чем воспользоваться непопулярным названием трансцендентального идеализма, или наукоучения.

Сообщение об этих новейших усилиях поднять философию до степени науки, обращенное к широкой публике, не занимающейся изучением философии как своей специальностью, является по разным соображениям нужным и уместным. Правда, далеко не все люди должны посвятить свою жизнь наукам, а потому далеко не все должны посвятить свою жизнь и основе всех других наук, т. е. научной философии; для того чтобы углубиться в исследование подобной философии, необходимы такая свобода духа, такой талант и такое прилежание, какие встречаются не у всякого. Но все же каждый, имеющий притязание на общее умственное развитие, должен в общих чертах знать, что такое философия, несмотря на то что он сам не участвует в этих исследованиях, он все же должен знать, что она исследует; и, несмотря на то что он сам не проникает в ее область, он все же должен знать границы, отделяющие эту область от той, на которой находится он сам, чтобы не бояться опасности, угрожающей со стороны совершенно другого и абсолютно чуждого ему мира тому миру, в котором он находится. Он должен это знать по крайней мере для того, чтобы не совершать несправедливости по отношению к тем людям науки, с которыми ему все же приходится жить вместе, как человеку, чтобы не давать ложных советов доверяющимся ему и удерживать их от всего того, за пренебрежение к чему они в будущем могут жестоко поплатиться. По всем этим соображениям каждый образованный человек должен по крайней мере знать, чем философия не является, каких намерений она не имеет, чего она не способна делать.

Достигнуть же этого познания не только возможно, но даже и нетрудно. Научная философия, несмотря на то что она возвышается над естественным воззрением на вещи и над обыкновенным человеческим рассудком, тем не менее обеими ногами стоит на почве последнего и исходит из него, несмотря на то что она в дальнейшем, конечно, выходит за его пределы. Видеть эту ее связь с почвой естественного образа мыслей, наблюдать, как она исходит из него, может всякий человек, обладающий хотя бы обыкновенным человеческим рассудком и обычной степенью внимательности, какую можно предполагать во всяком образованном человеке.

Сообщение, подобное намеченному, особенно необходимо для такой системы – я принимаю здесь кантовскую систему и новейшую за одно, потому что обе они, несомненно, сходятся между собой, по крайней мере в своих притязаниях на научность, – для такой системы, говорю я, которая по времени следует за другой, еще продолжающей существовать, эклектической, совершенно отказавшейся от всяких притязаний на научность, научную подготовку и изучение и приглашавшей к своим исследованиям всякого, кто только способен сосчитать, сколько будет два и два. Оно (это сообщение) необходимо в такое время, когда необразованная публика слишком охотно последовала этому приглашению и ни за что не хочет отказаться от того мнения, будто философствование дается так же без труда, как еда и питье, и что в философских предметах всякий имеет право голоса, кто только вообще обладает голосом; в такое время, когда это мнение только что причинило большой вред и когда о философских положениях и выражениях, которые могут быть поняты и оценены лишь в научной философской системе, было предоставлено судить необразованному рассудку и неразумию, благодаря чему репутации философии был нанесен немалый ущерб; в такое время, когда даже между настоящими философскими писателями вряд ли найдется и полдюжины таких, которые знали бы, что такое собственно философия, а другие, которые, по-видимому, знают, что она такое, начинают жалобно ныть, что философия – это-де только философия; в такое время, когда даже самые основательные между современными рецензентами полагают, что наносят новейшей философии немалое бесчестие, когда уверяют, что она, мол, слишком абстрактна для того, чтобы стать когда-либо всеобщим способом мышления.

Автор этой работы не упускал случая уже несколько раз публиковать составленные в различных выражениях подобного рода сообщения своим мнимым товарищам во профессии. По-видимому, это у него вышло не совсем удачно, так как он все еще слышит с разных сторон все ту же старую песню. Он хочет теперь попытаться, не лучше ли удастся ему это с не-философской публикой, по крайней мере в том смысле, в каком употребляет это слово автор; он хочет со всей, какая только доступна ему, понятностью показать еще раз то, что он уже показывал несколько раз, и, как ему