Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не пойду! Как только мы дадим ход и катера отойдут, по нам снова могут огонь открыть! Лучше дым глотать, чем осколки из задницы выковыривать! — я не сдвинулся с места.
Наш спор прервал старший механик, который поднялся на мостик с обеспокоенным видом. Он был весь мокрый, хотя насколько я помню, на палубе до этого не появлялся.
— У нас течь в кочегарке! И это только пол беды. Судя по всему, вал погнуло, вибрация сильная. — добавил он дровишек в разгорающуюся сору.
— Ну вот! Я так и думал, что добром это всё не кончиться! — взвился капитан — сильная течь?
— Не сильная, но пробоина не одна, а та что возле вала очень уж неудобная, заделать её изнутри не сможем, только воду откачивать. Осколок пробил корпус в корме, от этого скорее всего и проблемы с валом.
— Какой ход держать сможем и как долго? — включился в разговор старпом.
— Какой ход не скажу, смотреть надо, а как долго… Угля у нас, почти нет! — сказал, как отрезал стармех — ладно, вы тут думайте чего делать, а я пошёл. Нужно подключать и контролировать насосы.
Как только механик скрылся из вида, я снова заговорил.
— Решай капитан, времени мало, но как по мне, нужно уходить несмотря ни на что! Япошки нас, за наши выкрутасы, по голове не погладят, и заметь, никто до сих пор не знает про положение флотилии.
— А! Черт с вами! Действуем! — мрачно махнул рукой капитан, отворачиваясь от меня. Понятно, кого виновным во всех наших бедах назначил капитан, это Жохов, а не япошки всех чуть под монастырь не подвел! А то, что капитан ведёт себя как амёба и никаких решений не принимает, так это так и надо!
Как только японские катера, преодолевая крутую волну, подошли к нам достаточно близко, «Энтузиаст» ожил. Снова развернувшись в открытое море, мы дали полный ход. Катера какое-то время ещё шли за нами, но куда в штормовом море маленькому катеру против «заточенного» под такую непогоду китобойца тягаться? Мы уверенно разрывали дистанцию, пока японские военные не поняли всю бесполезность своих действий и не повернули обратно. А пушки по нам так больше и не выстрелили…
Связь с Владивостоком удалось поймать только ближе к обеду, когда мы, отойдя достаточно далеко от острова, повернули к берегам Сахалина. Связь была не ахти, но всё же с пятое на десятое можно было общаться с береговым начальством. Доложив обо всех проблемах, которые возникли у флотилии, капитан получил благодарность и распоряжение спасать судно любой ценой. Владивосток обещал направить нам на помощь ближайшие к нам советские суда. В это время у нас уже почти не осталось угля от слова «совсем», а вибрация вала и течь только усиливались.
В море творилось черт знает что, наш китобоец, то пропадал, то возникал снова между гигантскими водяными волами, иногда не взлетая, а врезаясь в очередную крутую волну, тогда судно захлёстывало водой почти полностью, но китобоец, как «ванька-встанька» вновь и вновь выныривал из морской пучины и продолжал бороться за свою и наши жизни. Корпус трещит, леера, борта судна, рубки и надстроек покрываются льдом. Экипаж «Энтузиаста» невелик, сейчас всего двадцать один человек и каждый занят тем, что бы наш китобоец дожил сегодня хотя бы до вечера. Капитан, штурман (он же третий помощник) и два помощника капитан, вместе со мной, ломают голову над тем, как же нам быть дальше; два матроса, марсовый и боцман заделывают течи и качают поступающую забортную воду; наши три механика, машинист и четыре кочегара возиться в машинном отделении, пытаясь сделать хоть что-то, что бы нам как можно дальше остаться на ходу; Дед стоит на руле; кок и дневальный (камбузёр, помощник кока) пытаются что-то приготовить на обед в ходящем ходуном камбузе, ну а радист заперся в радиорубке и слушает эфир.
Мы готовы к шторму. Отверстия вентиляционных дефлекторов закрыть чехлами, рефлекторы-раструбы развернуты по ветру, якорные клюзы забиты брёвнами, ветошью и зацементированы, горловины, люки, иллюминаторы и двери, выходящие на палубу задраены, но в нашем кораблике хватает лишних отверстий, оставленных осколками, их конечно по мере возможности тоже заколотили деревом, но не все… осушители работают на пределе.
— Угля на час-два хода, потом встанем, вал пока держится — сообщает в переговорную трубку стармех. Положение почти безвыходное, как только мы лишимся хода, так нам сразу и конец, если мы не сможем поворачивать судно к волне и нас опрокинет.
— Готовьте плавучий якорь, масло на палубу! — отдает распоряжение капитан и Бивнев, вместе с боцманом и одним из матросов приступают к работе.
Если судно не может дойти до берега, войти в укрытие или найти место, удобное для подхода, а также не может своим ходом и при помощи руля держаться по ветру, нужно стать на плавучий якорь. Плавучий якорь на большой глубине позволяет поставить судно в разрез волне и уменьшить дрейф. Ставится якорь с носа, в воде он наполняется, натягивает дректов и, оставаясь почти на месте, тормозит движение судна, разворачивая его носом на ветер. Судно при правильно поставленном и подобранном по величине плавучем якоре должно медленно дрейфовать под ветер. Вообще эти якоря используют обычно на маломерных судах, но у нас нет сейчас похоже другого выхода. Да и якоря такого у нас нет… С помощью люкового брезента и брёвен его ещё предстоит изготовить. Ну а масло… Оно нужно, для ослабления ударов волн о судно при дрейфе. Масло растекаясь по морю, создают на поверхности воды тонкую пленку, что мешает образованию гребней волн, гасит их энергию, смягчает удары волн о судно. Масло можно периодически лить в воду с наветренного борта или подвесить с того же борта смоченную в масле швабру. Ну или в парусиновом мешке прокалывают отверстия, закладывают крошеную пробку, ветошь или пеньку и наливают масло. Затем мешок завязывают, прикрепляют к якорному канату и травят. Расход масла невелик, хватит и двух литров в час, но это может спасти судно.
Мои мысли сейчас на «Алеуте», как там Ирка,