– Сейчас прикажут сбрасывать груз, – решил я.

Однако команда оказалась иной – спокойный, уверенный голос произнес:

– Всем, кто на палубе, надеть спасательные пояса.

Луис Ренхифо не торопясь надевал пояс одной рукой, а в другой держал наушники. После удара каждой большой волны я чувствовал сперва какую-то страшную пустоту, а потом – бездонную тишину. Я поглядел на Луиса Ренхифо, который, надев спасательный пояс, поправлял наушники. Потом закрыл глаза и четко услышал тиканье моих часов.

Я слушал его примерно минуту. Рамон Эррера не шевелился. Я прикинул, что сейчас должно быть без четверти двенадцать. До Картахены два часа ходу. В следующую секунду корабль словно повис в воздухе. Я высвободил руку, чтобы посмотреть, сколько времени, но не увидел ни руки, ни часов. Впрочем, волны я тоже не увидел. Я лишь почувствовал, что корабль переворачивается и ящики, за которые я держался, разъезжаются во все стороны. В мгновение ока я вскочил на ноги, вода была мне по шею. Я увидел позеленевшего Луиса Ренхифо, который молча, выпучив глаза, пытался выбраться из воды. Наушники он держал в вытянутой руке. Тут волна накрыла его с головой, и я поплыл кверху.

Пытаясь вынырнуть, я плыл одну, две, три секунды… Плыл, плыл… Мне не хватало воздуха. Я задыхался. Выплыв на поверхность, я увидел одно лишь море. Через мгновение, примерно в ста метрах от меня, из волн вынырнул корабль, с которого, как с подводной лодки, потоками стекала вода. Только тут я наконец сообразил, что меня выбросило за борт.

Вначале мне показалось, что в воде я оказался один. Держась на плаву, я увидел, что на эсминец, который находился метрах в двухстах от меня, обрушилась новая волна, и он полетел в пропасть и скрылся из виду. Я решил, что он потонул. И тут же, словно подтверждая мои мысли, вокруг забултыхались бесчисленные ящики с товарами, которые загрузили на эсминец в Мобиле. Я барахтался среди коробок с одеждой, радиоприемников, холодильников и разной домашней утвари, среди ящиков, которые выныривали то там то сям, гонимые волнами. В тот момент я еще плохо понимал, что происходит. Не успев прийти в себя от потрясения, я схватился за один из ящиков и тупо воззрился на море. День был совершенно безоблачным. Только сильно вздымавшееся под ветром море да качавшиеся на волнах ящики наводили на мысль о катастрофе.

Внезапно поблизости послышались крики. В резком свисте ветра явственно различался голос Хулио Амадора Карабальо, высокого, статного второго боцмана, который кричал кому-то:

– Хватайте меня, хватайте меня за пояс!

И тут я словно очнулся от глубокого, хотя и минутного сна. До меня дошло, что я в море не один. Всего в нескольких метрах от меня перекликались мои товарищи. Я лихорадочно стал соображать, как быть. Никуда плыть я не мог. Я знал, что мы почти в двухстах милях от Картахены, но потерял ориентировку. Страха я, однако же, не испытывал. На какой-то миг мне показалось, что, пока нас не спасут, я смогу продержаться на воде, ухватившись за ящики. Меня утешала мысль о том, что другие находятся в таком же положении, как и я. И вот тут-то я и увидел плот.

Вернее, два одинаковых плота, находившихся метрах в семи друг от друга. Они внезапно вынырнули на гребне волны с той стороны, откуда доносились крики моих товарищей. Мне показалось странным, что никто из моряков не доплыл до них. Вдруг один из плотов исчез. Я не знал, как поступить: то ли поплыть ко второму, то ли не рисковать и по-прежнему цепляться за ящик: мне это казалось надежным способом удержаться на воде. Я еще не успел принять никакого решения, но инстинкт самосохранения уже направил меня ко второму плоту, который с каждым мгновением все удалялся и удалялся. Я плыл примерно три минуты. В какой-то момент я потерял плот из виду, но старался придерживаться взятого направления. И вдруг его прибило прямо ко мне – большой, белый, пустой плот! Я изо всех сил вцепился в пеньковую сеть и попытался на него забраться. Удалось мне это только с третьего раза. Уже на плоту, задыхаясь, не зная, куда деваться от хлещущего холодного и безжалостного ветра, я сделал над собой огромное усилие и встал. А встав, увидел неподалеку моих товарищей, которые старались доплыть до плота.

Я их тут же узнал. Кладовщик Эдуарде Кастильо цепко держал за шею Хулио Амадора Карабальо, на котором был спасательный пояс, потому что в момент катастрофы он нес вахту. Хулио Амадор кричал:

– Крепче держись, Кастильо!

Они барахтались среди покачивающихся на волнах ящиков метрах в десяти от меня.

С другой стороны находился Луис Ренхифо. За несколько минут до того я видел его на эсминце, он пытался выбраться из воды, зажав в поднятой правой руке наушники, не потеряв своей всегдашней выдержки и уверенности, с которой он заявлял, что скорее море вывернет наизнанку, чем его, он скинул рубашку, чтобы легче было передвигаться, но потерял спасательный пояс. Даже не видя его, я все равно узнал бы Луиса по голосу.

– Эй, толстый, греби сюда! – крикнул он.

Я поспешно схватился за весла и попробовал подгрести к товарищам. Хулио Амадор, которого крепко держал за шею Эдуарде Кастильо, приближался к плоту. За ним, далеко позади показалась маленькая фигурка четвертого моряка, Рамона Эрреры, который махал мне рукой, уцепившись за ящик.

Если бы меня заставили выбирать, я не знал бы, к кому из моих товарищей направить плот прежде всего. Однако, увидев Рамона Эрреру, зачинщика драки в Мобиле, весельчака из Архоны, который всего несколько минут тому назад лежал рядом со мной на корме, я изо всех сил погреб к нему. Но мой почти двухметровый плот оказался ужасно неповоротливым в разбушевавшемся море, и вдобавок мне пришлось грести против ветра. По-моему, я не смог продвинуться ни на йоту. В отчаянии я поглядел по сторонам и увидел, что Рамона Эрреры на воде уже нет. Только Луис Ренхифо уверенно плыл к плоту. Я не сомневался, что он доберется. Я помнил его оглушительный храп, похожий на звук тромбона, и был убежден, что сила его воли сильнее стихии.

Хулио Амадор все еще поддерживал Эдуарде Кастильо, не давая ему уйти под воду. До плота им оставалось меньше трех метров. Я подумал, что, если они подберутся чуть поближе, я смогу протянуть им весло. Но тут гигантская волна подбросила плот в воздух, и, взлетев на высоченном гребне, я увидел мачту нашего эсминца. Когда я очутился внизу, Хулио Амадор и цеплявшийся за его шею Эдуарде Кастильо исчезли. А Луис Ренхифо по-прежнему размеренно плыл к плоту, до которого ему оставалось всего два метра.

Не знаю, почему я совершил такую глупость: уверившись в бесплодности своих попыток продвинуться вперед, я воткнул весло в воду, словно стараясь удержать плот на одном месте, пригвоздить его к воде. Уставший Луис Ренхифо приостановился, поднял руку – как тогда, когда держал наушники, – и опять крикнул:

– Греби сюда, толстый!

Ветер не переменился. Я прокричал ему в ответ, что не могу грести против ветра, и попросил поднатужиться, сделать последний рывок, но, по-моему, он меня не услышал. Ящики с товарами остались позади, плот плясал из стороны в сторону на волнах. В мгновение ока я очутился в пяти с лишним метрах от Луиса Ренхифо и потерял его из виду. Но он подныривал под волны, чтобы они не относили его далеко от плота. Я стоял, держа наготове весло, и ждал, когда Луис Ренхифо подберется так близко, что сможет до него дотянуться. Но он уже утомился и начал отчаиваться. Потом, уже уходя под воду, Луис снова крикнул: