дни на сторону повстанцев стали десятки тысяч человек, а за три недели их численность перевалила за сотню тысяч, включая добровольцев из Дунфана, Сынгыля, Фуа и прочих государств, что сочли поведение царя абсурдным. Во время подготовки, число воинов увеличилось ещё на несколько тысяч.

Конечно, Ландарин, как и любой активист, имела как сторонников, так и тех, кому такая идея была не по нраву. Например, больше чем две трети чиновников со всех уголков империи приняли решение стать под защиту царя, ссылаясь на его благонадежность, а около двух миллионов решили сохранить абсолютный нейтралитет. Одна часть по возможности мигрировала в близлежащие страны, другая осталась на родине, а третья не смогла ни мигрировать, ни остаться.

Говоря честно, сто тысяч в сравнении с миллионами жителей империи — капля в море, но даже так это количество более чем подходит для гражданской войны, учитывая размеры войска Цанахина, приведенного на эти земли, ведь двадцать тысяч воинов — число смехотворное. Однако не стоит забывать, с кем принялись воевать, ведь эта нация полна сюрпризов, и может оказаться так, что сто тысяч — всего лишь ничтожные цифры, что будут стерты в прах. Но мечники старались не думать о подобном исходе.

На протяжении месяца, Куро усердно тренировала воинов вместе со своим возлюбленным Катакуити. Их занятия проходили днями ночами, а своим уровнем подготовки больше походили на полноценную войну, ежели на гражданскую. Так, на глазах всех жителей и в частности дизов, погибали люди. С каждым днем Фумецу терял свой уникальный яркий цвет, что грел душу и вызывал улыбки на лицах граждан, кои души не чаяли в своей империи. Теперь же оно вызывает лишь боль, страдания и страх неизвестности.

Александр Цымыш, что обязывался уехать на две недели в Цанахин, вернулся на земли Фумецу в 77 день года. И вот, 20 марта, День весеннего равноденствия стал началом Войны Иносиси, что продлилась всего-навсего день.

Под ясным светом дня, что, казалось бы, не сулил ничего опасного, Ландарин, вместе с Божьим вестником, дожидалась оставшихся генералов в совокупности с дивизиями. Всего их было семь. Наиболее успешными и прославившимися считались генералы первой дивизии «Белокрылая нимфа» Куро и «Меч правосудия» Ландарин, третьей — «Око дьявола» Сайго Такамори, четвертой — «Божий вестник» Камацуй Ранбон и седьмой — «Вдова погибели» Иноуэ Сецуна. Трое из них показали неимоверные результаты по ходу подготовки, благодаря чему смогли возглавить целые дивизии, в число которых входит до пятнадцати тысяч воинов.

На дворе был уже полдень, а значит, что совсем скоро настанет час продемонстрировать навыки, кои генералы вместе с подчиненным оттачивали на последнем издыхании. Семь дивизий стояли на бухте, взирая на одного-единственного Цымыша, звучание коего сливалось с шумом тихоокеанских волн. Огромная дистанция разделяла их, но сей звонкий смех доносился до каждого. Высокомерное поведение злило воинов, наращивая их жажду крови, но главы тут же успокаивали их. Вдруг, неожиданно, царь начал хлопать в длани, урывчато, однако до чего же скверно.

— Браво, Меч правосудия! Ты поистине оправдала мои ожидания. Невероятная женщина, — гласил тот, продолжая хохотать и восхвалять девицу, после чего едко выказал. — Но, к сожалению, не смогла превзойти их.

С этими словами царь начал постепенно удаляться, продолжая дразнить вражескую сторону. Его действия и поведения вызывали не столь агрессии, как недоумения, но всего лишь спустя нескольких хлопков, из-за горизонта начал проявляться отряд цанахинцев, облаченных в весьма странное белое одеяние, что покрывало даже их лица.

Армия направлялась так медленно, словно в любую секунду собиралось свершить беспрецедентный ход, однако стоило Цымышу произнести свою коронную фразу, как воины рванули вперед. Этими словами стало:

— Увидимся в аду, прелестный цветок зла! — и раздался громкий хохот, заполняющий пространство, но слышно его уже не было, ведь все были вовлечены лишь в бой.

— В атаку! — огласил Меч правосудия, после чего и сам ринулся атаковать противников.

Звон клинков доносился отовсюду. Умелые воины сражали противников одним взмахом меча. Однако наяву, было в этой битве нечто странное. Цанахинцы отлетали один за другим, но стоило им коснуться хотя бы краешком лезвия тканной одежды воинов, как те вмиг разъедались, опосля чего самураи падали ниц. Но этим не заканчивалось, ведь каждый, кто находился подле пораженного неведомой силой, ниспадали вслед за ним. Когда численность воинов значительно уменьшалось, становилось ясно: смех царя был подсказкой. Цымыш подослал безумно слабых воинов, что едва держали меч в своих руках, и, тем не менее, стоило им невзначай коснуться противника, как те погибали, яко от средства массового поражения. Костюмы цанахинцев же помогали им продержаться в бою как можно дольше, но не выжить.

Белокрылая нимфа и Меч правосудия сражались заодно, дополняя друг друга. Это была, пожалуй, лучшая командная работа, которую можно было узреть в сей гражданской войне. Они прикрывали спины друг друга, ловко уклоняясь да блокируя атаки противников. Сокрушительными взмахами, те валили на землю врагов, продолжая усмирять иных разбушевавшихся вояк. Со стороны казалось, что все идет, как по маслу, не взирая на огромные потери, но на деле они даже и с места не сдвинулись, ведь путь преграждали тела, лежащие прямиком у ног бойцов. Многие падали просто цепляясь через них, а противники уже добивали тех. Были и те, что, оказываясь близ обрыва, срывались оттуда.

Так, за получас сражения, погибло уже пятнадцать тысяч воинов, из которых трое были генералами второй, пятой и шестой дивизии. Дела принимали совсем уже скверный оборот, вот только самая неожиданная вещь ждала дизов впереди.

Сражаясь рука об руку, сестры вновь и вновь вершили самосуд над противниками, не теряя хватки. Однако в какой-то момент Белокрылая нимфа остановилась, глядя на перебитых впереди воинов.

— В чем дело, Куро? — громким тоном вопрошала Ландарин. — Сейчас не время глядеть на почивших, их уже не вернуть!

Неясное молчание девушки настораживало. Когда она повернулась лицом к сестрице, то изрядно удивила ту.

— Я помню, что у тебя слабая психика, сестра, но, прошу, продержись до конца, — молвила она, глядя на лицо молодицы, по которому стекали слезы.

Однако, вместо ответа, мечница лишь подошла почти вплотную к Ландарин. Она улыбалась, но до чего же горькой и печальной казалась эта усмешка.

— Прости, Ландарин, — со слезами на глазах да фальшивой улыбкой выказала та шепотом, стягивая с девушки маску и хильфон. — Прошу, просто живи… Живи, за нас обоих.

С этими словами, стоя почти что у самого края обрыва, Куро молниеносно вонзила катану в живот главе восстания. В тот момент, Ландарин не понимала, что происходит и почему сестра так обошлась с ней;