Я обнимаю маму и Ти Джея, жму руку Филу. Все еще не пойму, как относиться к тому, что у мамы есть партнер. До Фила ее вроде бы не интересовали отношения. Но они много лет дружили, и он потерял жену спустя пару лет после того, как мы потеряли папу. Они поддерживали друг друга во время горя (которое, разумеется, никогда не пройдет), пока в конечном итоге не превратились друг для друга в несколько иную систему поддержки.

Пора бы мне уже с этим свыкнуться, но в прошлом году, к тому времени, как они начали встречаться, я только успела привыкнуть к образу матери-вдовы.

– Обожаю дразнить Шай, – говорит мне мама с полуулыбкой, – но и о еде не стоит забывать. Закуски?

Фил указывает на блюдо в меню:

– Свиные ребрышки с перцем чили и тмином должны быть просто объедение, – говорит он с нигерийским акцентом.

После того, как мы делаем заказ и обмениваемся любезностями, Амина с Ти Джеем быстро переглядываются. До того, как они начали встречаться, это мы с Аминой обменивались взглядами и внутренними шуточками. Немного тяжелее быть пятым колесом, когда начинаешь осознавать, что у тебя никого нет. Амина и Ти Джей живут вместе, поэтому неудивительно, что она делится с ним секретами прежде, чем со мной, а у моей мамы есть Фил. Я для всех верный «второй», но ничей «первый».

Сейчас я бойкотирую дейтинг-приложения – я делаю это всякий раз, когда на пролистывание анкет уже не остается никаких сил. Судя по всему, я обречена на отношения, которые длятся не более пары месяцев. Я так сильно хочу того же, что у Амины с Ти Джеем (пять лет отношений после того, как их заказы перепутали в кофейне), что всегда тороплю события. Я всегда признавалась в любви первой, и не так уж часто можно смириться с гробовым молчанием в ответ.

Не буду врать: мне хочется быть «первой», той, кому кто-то доверяет все на свете.

– У меня новости, – говорит Амина. – Завтра у меня собеседование с «Охраной природы». То есть это еще не новости, но уже почти. Только первое собеседование по телефону, но… – Она обрывает фразу и пожимает плечами, но темные глаза искрятся воодушевлением.

Когда Амина начала работать в «Майкрософт», она собиралась приобрести необходимый опыт, чтобы впоследствии заниматься рекрутингом в организации, приносящей пользу, в идеале – окружающей среде. Она была президентом и организатором школьного «Компост-клуба». (По умолчанию я была вице-президентом.) Она ратует за медленную моду и покупает всю свою одежду на барахолках и в комиссионках, а еще у них с Ти Джеем на балконе впечатляющий травяной сад.

– Ты серьезно? Это же потрясающе! – говорю я, протягивая руку за ребрышком, блюдо с которыми официант ставит по центру стола. – У них есть отделение в Сиэтле?

– Э, нет, – говорит она чуть менее уверенно. – У них штаб-квартира в Вирджинии. Но я сомневаюсь, что меня возьмут.

– Не списывай себя со счетов, пока не пройдешь собеседование, – говорит Фил. – Знаешь, сколько людей прослушиваются в оркестр? Шансы были совсем не в нашу пользу, хотя мне все еще кажется нелепым, что Лианну прослушивали трижды.

Мама сжимает его руку, но сияет от комплимента.

– Вирджиния – это… далеко, – говорю я с умным видом.

– Забудем пока о Вирджинии. – Амина смахивает выбившуюся нитку с винтажного темно-серого пиджака – из-за него мы чуть не подрались на распродаже в прошлом месяце. – Меня ведь и правда не возьмут. Я самый молодой рекрутер в команде. Им нужен кто-то с бо́льшим опытом.

– Скучаю я по тем временам, когда была самой молодой в команде, – говорю я, близко приняв к сердцу слова Амины «забудем пока о Вирджинии». Они просто не укладываются у меня в голове. – Такое чувство, что стажеры с каждым годом все моложе и моложе. Они все такие искренние и энергичные. Один из них как-то сказал мне, что не знает, как выглядит магнитофонная пленка.

– Типа того журналиста, на которого ты вечно жалуешься? – спрашивает мама. – Как его там?

– Доминик какой-то там, да? – спрашивает Фил. – Но мне понравился тот репортаж, где он сравнил финансирование искусств в Сиэтле с финансированием в других городах.

– Он не стажер, а любимый репортер Кента. – А также новая звезда «Звуков Пьюджет», судя по данным, которые я нарыла в социальных сетях после репортажа. В «Твиттере» все от него без ума, что только доказывает: «Твиттер» – тот еще сумасшедший дом.

– Поговорим, когда тебе исполнится тридцать, – говорит Амина. Мы отметили ее тридцатилетие два месяца назад, в прошлом декабре, а мой черед наступит в этом октябре. Я все еще не могу поверить.

Мама машет рукой:

– Ради бога, вы обе еще совсем крохи.

Ей легко говорить – моя мать потрясающая: темно-рыжие волосы, острые скулы и полный шкаф шикарных черных платьев, при виде которых Одри Хепберн тихонько, красиво заплакала бы. На каждом выступлении она затмевает любого из пятидесяти музыкантов оркестра.

Я распускаю волосы, по обыкновению собранные в хвост, и поправляю длинную челку, достающую до черепаховых очков. Густые, каштановые и жесткие – три неутешительных определения, которые описывают мои волосы. Я думала, что рано или поздно научусь их укладывать, иногда борюсь с выпрямителем, иногда – с щипцами для завивки, и в итоге всегда останавливаюсь на хвосте.

Изучая маму в поисках физических сходств между нами (спойлер: их нет), я вдруг замечаю, как странно она себя ведет. Она то и дело поглаживает ямку у горла (всегда это делает, когда нервничает) и не ест, а возит еду по тарелке. Обычно они с Филом очень ласковы друг с другом. Однажды к нам на передачу приходила эксперт по языку тела, и ее описание того, как ведут себя люди, когда влюбляются друг в друга, идеально совпадало с их поведением. Фил всегда держит руку у нее на пояснице, а она часто прикасается к его лицу и проводит большим пальцем по щеке.

Сегодня вечером ничего подобного не происходит.

– Как поживает твой дом? – спрашивает Фил, и я отвечаю преувеличенным стоном. Он выставляет ладони и мягко посмеивается.

– Прости. Не знал, что это больная тема.

– Нет-нет, – говорю я, пускай это и немного больная тема. – Дом замечательный, но мне стоило дождаться чего-то поменьше.

– Там же три комнаты и одна ванная?

– Да, но…

Долгие годы мы с Аминой снимали жилье в Балларде, а затем она съехалась с Ти Джеем. Покупка дома казалась мне правильным решением: мне было почти тридцать, я скопила достаточно денег и не собиралась в ближайшее время переезжать из Сиэтла. Работа на общественном радио во многом схожа со службой в Верховном суде – большинство задерживается надолго. Даже если бы я и захотела стать ведущей, я бы не смогла найти работу на другой станции. Это невозможно без стажа, а его нельзя получить, если у тебя нет хотя бы минимального опыта. Вот они – радости миллениального трудоустройства.

Поскольку я решила, что следующим шагом в списке «Как стать взрослой» должна стать покупка недвижимости, я купила дом в стиле крафтсман в Уоллингфорде – «уютный», по мнению моего риелтора, но, пожалуй, слишком большой для одного жильца. В нем всегда холодно, и даже спустя шесть месяцев после покупки той самой мебели, которая, как я думала, мне нужна, в нем все еще пусто. Одиноко.