— Кто вы? Я никогда не думал, что Робину так повезло! Вы с ним большие друзья? Если это так, то да здравствует братская любовь! И считайте меня также братом. Или, может быть, здесь сестринское чувство? Хотя, не думаю этого…

— Вы?..

— Я — недостойный брат Брекенриджа, — рассмеялся Хайс. — Меня зовут Хайс, Ричард — для краткости, Дикки — для тех, кто меня любит!

— Я пришла сюда из-за вашего брата, — сказала Селия робко.

Хайс расхохотался.

— Я вам верю, очаровательная маленькая леди, и это преступная небрежность со стороны Робина не быть дома. Но я боюсь, что силы более могущественные, чем он, задержали его, вернее, сила, которая процветает, главным образом, на Вайн-Стрит[3] и, несмотря на свое название, строго преследует всех несчастных, поклоняющихся Вакху.

Селия глядела на него со все возрастающим изумлением. На мгновение ей показалось, что она еще спит, но она ясно видела догорающие огни камина, улыбающееся лицо Хайса, его блестящие глаза и белые зубы; а на диване, рядом с ней, все еще лежал сверток с деньгами.

Селия протянула их Хайсу.

— Это его деньги, — сказала она смущенно. — Я потеряла их, но они принадлежат вашему брату. Я пришла сегодня вечером, чтобы объяснить ему все, но он так долго не возвращался! Я очень устала и поэтому уснула…

— Вы были очаровательны во сне, — вставил Хайс.

— А потом вы пришли, — закончила Селия.

— Увидел и поцеловал, — улыбнулся Хайс. — Мне чертовски повезло.

Он с интересом разглядывал Селию.

«Трудно определить, кто она, очень молода на вид, почти ребенок, но не совсем, — подумал он, вспомнив, как она отвечала на его поцелуи. — У Робина, оказывается, отличный вкус, а я и не подозревал этого. Девушка удивительно мила, совсем не обычный тип, и откуда это Робин выкопал ее?»

Вслух он спросил:

— Откуда вы, милое дитя?

Селия широко открыла глаза и, стараясь подавить постепенно охватывавшее ее отчаяние, ответила, улыбнувшись:

— Отовсюду.

— Я рад, что вы читали Джорджа Макдональда, — полунасмешливо-полусерьезно сказал Хайс.

— Но где же точно находится ваше «отовсюду»?

— На Брутон-стрит, — ответила Селия.

Слегка приподняв брови, Хайс несколько сухо сказал:

— Ага. Значит, Брекенридж ждал вас. Кстати, знаете ли вы, который час?

— Не имею понятия, — призналась Селия.

Хайс взглянул на часы.

— Ровно три.

— Я лучше уйду, — сказала Селия, потом внезапно и совсем уже по-детски прибавила: — Я ужасно голодна.

В глазах Хайса мелькнул насмешливый огонек. Это напоминание о еде в три часа утра ясно доказывало, что перед ним живое существо из плоти и крови, а не какой-нибудь заблудивший ангел из детской сказки, на которого она была так похожа. Какая очаровательная невинность! Он взял Селию за руку:

— Пойдем, поищем чего-нибудь поесть и выпить; если будут яйца, вы сумеете их приготовить?

— Я делала это в пансионе, — сказала Селия, — и смогу приготовить омлет.

В маленькой кладовой было полутемно. Хайс как-то по-особенному чувствовал близость Селии, тонкий запах сирени, ее быстрое дыхание и веселый смех, который вызывали его слова.

Странно, что Брекенридж, готовясь в дорогу, даже не упомянул о девушке.

Вернувшись в гостиную и занявшись приготовлением пищи (Селия взбивала яйца для омлета, а Хайс держал сковороду), он спросил:

— Вы, конечно, знаете, что Роберт уезжает из Англии?

— Нет, я не знала этого. Вы не следите за омлетом, и он начал пригорать!

«Она к нему совершенно равнодушна. Бессердечный чертенок!» — решил Хайс, и, как ни странно, ему нравилась такая бессердечность.

Они уселись рядом на диване и, весело болтая и смеясь, принялись за яйца с гренками и чай. Случайно наткнувшись на пачку кредиток, она вспомнила о цели своего прихода сюда.

Она во второй раз протянула деньги Хайсу.

— Возьмите их, пожалуйста, и передайте вашему брату. Я должна идти, уже очень поздно и, кроме того… — она побледнела, — мне было бы трудно объяснить ему, в чем дело.

— Я вам верю, — ответил Хайс улыбаясь, — но зачем уходить сейчас, когда наше знакомство только началось? Конечно, я не Робин, но, может быть, вы согласитесь заменить его временно мной? Вы мне не сказали, как вас зовут; вежливость запрещает мне спрашивать об этом, но, конечно, у вас есть имя…

— Меня зовут Селия.

— Селия! Восхитительно! Многие поэты воспевали Селию, но они не сказали и сотой доли того, что я могу сказать настоящей Селии.

Наклонившись к ней и не сводя с нее глаз, он взял ее руку. Восхищенный сам, он смущал ее.

Он крепко сжал ее руку, и от этого пожатия Селия вновь, во второй раз в жизни, вся затрепетала. С дрожащими губами, задыхаясь, она поднесла руку к сердцу, которое колотилось так бешено, словно готово было выскочить.

— Вы очаровательны, — шепнул Хайс, притягивая ее к себе.

Ее голова очутилась у него на плече. Склонившись к ней, он крепко обнял ее. С легким вздохом, почти теряя сознание, Селия отдалась его ласкам. Откуда-то, словно из туманной дали, к ней донеслись слова: «Дорогая, вы — самая лучшая, самая нежная»…

Казалось, его поцелуям не будет конца. У Селии было ощущение, словно с концом, каждого поцелуя ее оставляет жизнь. Прижавшись к Хайсу, она прошептала прерывающимся голосом:

— Значит, это любовь!

Хайс ничего не ответил. Он был слишком поражен силой собственного чувства. Его удивляло, что случайная встреча с этой девушкой в такой неурочный час, здесь, в комнате брата, так взволновала его.

«Я, кажется, поступил довольно легкомысленно», — с легким оттенком презрения подумал он.

Все происходящее начинало раздражать его, хотя он и сознавал, что был вполне искренен. Очевидно, девушка принадлежала Робину, и это было нечестно целовать любовницу брата, как бы привлекательна она ни была и как бы она ни поощряла его к этому.

Он резко отодвинулся.

— Пойдемте, я провожу вас домой, — сказал он.

Но Селия, крепко сжав его руки, страстно прошептала:

— Нет, нет, не гони меня, поцелуй меня еще, милый, любимый…

Хайс, сжав ее в своих объятиях и осыпая страстными поцелуями, чувствовал, как ее сердце трепещет под его рукой, словно пойманная птичка. Он забыл Роберта, свои сомнения, свое недоверие: обаяние Селии покорило его так, как за долгие годы ни одна женщина не сумела этого сделать. Ее молодость и красота, ее хрупкое, нежное тело, прижавшееся к нему, ее пылкие ласки в ответ на малейшее проявление нежности — все это опьяняло его.