на самом деле. Костюм дорогой, но не слишком ей идет, видно, что выбирала в спешке, примерила, вроде ничего, ну и сойдет, некогда ей перед зеркалом крутиться. С туфлями то же самое – лишь бы удобно было. Стрижка в дорогом салоне, но короткая, опять-таки чтобы каждое утро с укладкой не заморачиваться.

Зачем Лолка, если Маркиз и сам все видит. Ходит женщина к косметологу только когда уж совсем припрет, чтобы выглядеть прилично, потому что если, к примеру, брови как у скотч-терьера, то это для бизнеса плохо.

– Доброе утро! – сказал Маркиз, подходя. – Я вас сразу узнал! Вы мне звонили?

– Звонила, я вас тоже сразу узнала, – сухо сказала Коноплева.

Тотчас подскочила официантка. Леня хотел ограничиться кофе, но его визави заказала пасту, сказав, что не хочет терять время.

В другое время Леня долго советовался бы с официанткой начет завтрака, теперь же просто ткнул пальцем в омлет, сказав, чтобы кофе принесли пораньше. И только было хотел сказать свое обычное «слушаю вас», как Татьяна Ивановна начала сама.

– Мне очень нужно, чтобы вы достали для меня одну вещь, – сказала она.

– Какую вещь?

Она чуть заметно поморщилась, но продолжала:

– У меня украли важный для меня документ, мне нужно его вернуть, в противном случае у меня будут большие неприятности.

– В бизнесе? – уточнил Леня.

Она посмотрела удивленно – а где же еще? – из чего Маркиз сделал вывод, что больше ниоткуда она неприятностей не ждет. Нет у нее ни непутевого мужа, который, к примеру, проигрался в пух и прах, нет также сына, который попал в плохую компанию и начал курить травку и колоться, нет также дочки, которую соблазнил шустрый провинциал, и теперь эта дурочка забеременела, а у него ни кола ни двора, только куча бедных родственников в каком-нибудь Задрипанске. Нет бабушки в маразме, которая пустила в квартиру мошенников, и они вынесли все, вплоть до мебели.

Ничего этого у мадам Коноплевой нет. А есть только бизнес, им она и уязвима.

– Так, давайте сразу договоримся, – твердо сказал Маркиз, – если я возьмусь за вашу работу, мне нужно знать все. Желательно в мельчайших подробностях.

Она подняла голову и насупила брови.

«На своих подчиненных можешь так смотреть, голубушка, а я пока что на тебя не работаю», – Леня ответил ей твердым взглядом.

Мадам Коноплева, несомненно, была неглупа и разбиралась в людях. Так, она поняла по Лёниному взгляду, что с ним нужно играть в открытую, и мигом перестроилась.

– Ладно, тогда я начну с самого сначала. Много лет назад я была замужем.

«С чем вас и поздравляю», – хотел сказать Леня, но, разумеется, удержался. Кроме того, по выражению лица Татьяны Ивановны было сразу ясно, что замужество никаких хороших воспоминаний в ее душе не оставило.

– Брак был недолгий и несчастливый, – она сказала это без горечи, – я была молода и неопытна, муж оказался человеком несерьезным, пил, гулял и однажды ограбил с приятелями крошечный магазинчик и попал на зону. Они тяжело ранили сторожа, так что срок мужу дали приличный, семь лет. Брак наш к тому времени развалился, мы жили врозь, он оттого и связался с компанией совершеннейших маргиналов…

В общем, я решила, что это судьба, и собралась подавать на развод. Однако все же попыталась мужу помочь. Тогда я работала на бензоколонке, жила на зарплату, денег было в обрез, адвокаты, сами понимаете, стоят дорого.

При единственном нашем свидании он дал мне доверенность на продажу дома, который достался ему от тетки. Теткин муж в свое время работал дорожным мастером, а когда провели шоссе, дом оказался у самой дороги. После смерти тетки там пару лет никто не жил. Муж пытался дом продать, но покупателей не находилось – кому охота вместо свежего воздуха дышать бензиновым выхлопом с дороги. Опять же шум днем и ночью…

– Понимаю, – кивнул Леня.

Принесли заказ: Лёне – пышный омлет с грибами и ветчиной, его визави – гору спагетти с мясным соусом.

– Что толку, что он дал мне доверенность? – Татьяна Ивановна деловито наматывала спагетти на вилку. – Все равно дом никто не покупал, а время поджимало. Я отдала адвокату все, что у меня было отложено на черный день, он, конечно, что-то сделал, в результате срок скостили до пяти лет, после чего я решила, что с меня хватит.

Как я уже сказала, я работала на бензоколонке, и однажды хозяин заронил мне мысль насчет того теткиного дома – дескать, отличное место для заправки. Не буду вас грузить подробностями, как я поднимала бизнес, это было трудно, но к данному делу не относится.

– Верю, – кивнул Леня.

– В общем, через пять лет явился муж. Больной и несчастный. С огромными претензиями ко мне. Я, дескать, его бросила и так далее. Ну, муж к тому времени уже был бывший, я давно оформила развод, о чем ему и сообщила. Тогда он сменил тактику и стал жаловаться на несправедливую жизнь. Как будто это жизнь заставила его грабить тот треклятый магазин. Ну, я не стала его слушать, тогда он напомнил про теткин дом, на месте которого теперь находилась заправка. И я выплатила ему деньги за дом, причем гораздо большую сумму, чем та, за которую в свое время можно было дом продать. Раз в десять.

«Ого! – подумал Леня. – Тетка и правда не промах, видно, прилично раскрутилась за пять лет, и это при том, что начинала с полного нуля и никто за ней не стоял. Да еще заправки вообще трудный и криминальный бизнес… Да, тетка непростая, что и говорить. Нужно держать с ней ухо востро».

– Муж вполне удовлетворился полученной суммой, дал мне расписку, что не имеет претензий, на том мы и расстались, – продолжала Татьяна Ивановна, прожевав очередную порцию спагетти. – С тех пор мы больше не виделись. Через пару лет я узнала, что он деньги не то потратил, не то дал кому-то в долг, короче, они быстро у него кончились, и он скатился на самое дно. Этот урод не нашел ничего умнее, чем прийти ко мне и бить на жалость. Ну уж нет, такой номер у него не прошел.

– Верю, – вставил Маркиз просто так, для разговора.

Татьяна Ивановна посмотрела на него с подозрением, но Леня умел делать непроницаемое лицо.

– Потом я узнала, что бывший муж умер, какая-то там не то соседка, не то его сожительница приходила просить денег на похороны. Я распорядилась, чтобы все было сделано как положено.

Странно, Леня готов был поклясться, что она ни копейки не дала.