– Они жмут.

– Привыкнешь!

– Я могла бы походить в них дома и немного разносить.

– Ни в коем случае! – взвизгнула миссис Бентон, аккуратно закрывая коробку. – Я не позволю тебе испортить их перед свадьбой!

«Неужели нужно никогда не пользоваться вещами, чтобы их не испортить? Нужно ли держать при себе свои мечты, чтобы их не уменьшить?»

– Корин, – обратился к невесте преподобный Гуд голосом, от которого она подпрыгнула. – Согласна ли ты?..

Корин ответила «да» и в ту же секунду осознала, что ее мнения никто не спросил. Ну, не то чтобы совсем не спросил… Ее изящные хрупкие руки немного дрожали, когда она расписывалась в церковной книге. Ручка выпала из ее пальцев и покатилась к ногам. Джек нагнулся, поднял ручку и поцеловал свою красавицу жену, которую находил такой взволнованной и такой волнующей. Но то, что он принимал за любовное волнение, было всего лишь страхом и опасением. «Когда тебе семнадцать лет, стоит ли вот так связывать себя на всю жизнь?»

– Я горжусь тобой, – шепнула мамаша Бентон вместо поздравления.

Столики в кафе «У Тедди» поставили буквой «П». Семья Корин была представлена в полном составе. Все дядюшки, тетушки, кузены, кузины, последняя из бабушек, которая совершенно растерялась, Тедди, его жена, его дети, Ванда, Ленни и все официантки тоже были приглашены. Перед самым обедом Джек произнес речь, рассказав, насколько он горд тем, что отныне принадлежит к этой большой семье, он, росший единственным ребенком и потерявший родителей несколькими годами ранее. Все накинулись на него с вопросами, не дожидаясь своей очереди и не слушая ответов. Одно восхитительное блюдо сменялось другим, все шутили, смеялись… Проходил час за часом. В это время Корин рассматривала свой бриллиант, свое обручальное кольцо и свое платье, чтобы забыть о ступнях, которые терзали белые атласные лодочки. Как только представилась такая возможность, она вышла из-за стола, чтобы надеть старые эспадрильи. Когда она вернулась, молодые открыли бал, вальсируя под аплодисменты. Мать Корин заметила ужасную стоптанную обувь на ногах дочери, которую та тайком надела. Взгляд матери стал разочарованным и укоризненным, что предвещало вспышку гнева. Но новобрачная не отпускала руку Джека. Подали шампанское, кофе, ликеры, а потом…

Джек решил, что настало время для особого десерта. Дверца «Ягуара» хлопнула, зажав кусочек фаты, и автомобиль бесшумно скользнул прочь под небом без звезд в направлении большого дома в Лондоне.

* * *

Джек пронес Корин на руках от крыльца до спальни на втором этаже. Она смеялась. Она была напугана. Джек смеялся. Он знал, что у него впереди вся ночь. Корин попросила его не забывать, что для нее это в первый раз… Он ответил, что знает об этом. Что первый раз – это очень важно…

Как и во время первого поцелуя, Корин не понравилась эта твердая штука, которая вонзилась в нее. «Поймет ли он меня?» – думала она и не закрывала глаз, пока это продолжалось. До конца. Пока Джек с хрипом не отвалился от нее. После такого! Вот так просто…

Корин повернула голову в другую сторону. О нет! Она не станет плакать. Не будет оплакивать ни свое детство, ни свою невинность. Она вообще никогда не плакала. Разве она не была единственной девочкой среди десяти мальчишек, которые всеми силами пытались выжать из нее хоть слезинку? Пугали. Заставляли работать. Подшучивали. Были нежными. Таскали за волосы. Играли. Нет, Корин никогда не плакала при братьях. «Я не стану этого делать и перед мужем». А тот уверенно и надежно храпел ей в ухо, когда она не могла сомкнуть глаз. Ее жизнь стала другой, новой, как и этот большой дом. Жизнь производила на нее такое же впечатление. «Я больше ничего не знаю». Корин сосредоточенно слушала все звуки. Она попыталась их идентифицировать в темноте и запомнить до следующего дня. Этих следующих дней будет много. Сколько потребуется времени, чтобы она создала для себя ориентиры? И потом, без всякого повода, она спросила себя, есть ли паутина под шкафами в этом доме, пахнущем свежей краской и новой мебелью. В родительском доме паутина была. Наверняка она найдется и тут. В каждом доме живут пауки.

«Ну почему я думаю об этом? Сейчас?»

«Ты думаешь об этом, – ответил ей какой-то чужой, не ее голос, – чтобы не думать о том, что у тебя болят ступни, и вид у них такой же растерзанный, как у твоего живота».

Когда Кайл впервые поднялся на сцену, у него появилось будоражащее ощущение «жизни». Он всегда знал, что станет музыкантом. Он не сомневался в этом ни единой минуты. Не пытался в этом разобраться. Такое случается. Есть такие люди. Когда десятки журналистов задавали ему потом один и тот же вопрос:

– Почему вы стали музыкантом? – Кайл сразу отвечал:

– Я не мог стать никем другим.

Если бы он был художником, танцовщиком, эквилибристом, скульптором, виноделом или даже писателем, он употребил бы те же самые слова. Он занимался тем, без чего не мог жить. Возможно, из-за мамы или даже именно из-за нее. Возможно, из-за врожденного таланта или даже именно из-за него.

Кайл чувствовал лишь потребность играть и желание бегать за максимально большим количеством девушек. Он редко думал об этом. О ней. Она ушла так давно…

Его отец все еще был жив и по-прежнему сидел в тюрьме. Кайл никогда не навещал его. Он ни разу не вскрыл ни одно из тех презренных писем, которые Мерзавец регулярно присылал ему. Женщина-адвокат пообещала, что после всех тех ужасов, которым он подверг мать, он никогда не выйдет из тюрьмы. Джейн тоже это обещала, и Кайл ей поверил. Потому что Джейн всегда держала слово. Его сводной сестре было на пятнадцать лет больше, чем ему, поэтому она, естественно, получила опеку над Кайлом после того, как его отец убил их мать.

Джейн училась и работала в Сан-Франциско. Кайл не помнил того времени, когда она жила с ними. Она ненавидела нового мужа матери, у которой совершенно не было средств содержать ее. Джейн добилась стипендии в университете Сан-Франциско. Это было достаточно далеко, чтобы приезжать в Уиллингтон не чаще раза в год. На Рождество. Поэтому у Кайла было только два подарка от сестры. Грузовик и экскаватор, завернутые в белую бумагу, разрисованную самой Джейн. И еще Кайл помнил в высшей степени стилизованного Санта-Клауса.

– Почему Санта-Клаус летит на паутине?

– На паутине? – Джейн внимательно посмотрела на собственный рисунок. – Но, Кайл, разве ты не видишь, что это сани и поводья, чтобы управлять оленями?

Кайл взял листок бумаги и пересчитал оленей:

– Ты ошиблась. Их слишком много.

– В самом деле? Ты умеешь считать?

– Ага. Я считаю клавиши, на которые нажимает мамочка.

Джейн не подозревала о том, что приходится терпеть их матери. Не видела ни ссадин, ни ожогов от сигарет. Она никогда не ладила с отчимом, поэтому старалась ночевать у подруг. Ей пришло в голову только одно решение: уехать от него как можно дальше. «У меня своя жизнь».